"Россия – энергетическая сверхдержава". Этот тезис все путинские 20 лет маскировал зависимость страны от экспорта энергоресурсов, поскольку россиянам продавали только оборотную сторону: это Запад зависит от российских нефти и газа. Газовый шантаж как инструмент "мирового господства" вплоть до последних дней был постоянным мотивом политики путинской империи. Война опрокинула эти представления.
Главная цель санкций, введенных против России из-за нападения на Украину, – лишить Владимира Путина источника доходов для продолжения агрессии. Для этого страны Европы отказались от покупки российского газа, что еще год назад казалось немыслимым, и ввели ценовой потолок на покупку российской нефти. Судя по цифрам бюджета, это сработало: дефицит с начала года уже составил 3,3 трлн рублей при годовом плане в 2,925 трлн рублей. "Это так называемое опережающее финансирование", – уверяет премьер-министр Михаил Мишустин.
Экспорт газа и нефти в страны Европы был главной доходной статьей российского бюджета. Потеряв главный рынок сбыта, правительство мечтает переориентировать поставки на восток, в Китай и Индию, но пока мало что получается: цены там ниже, объемы продаж меньше. Что будет дальше с нефтегазовой отраслью России, всегда ли сырье становится "оружием" во внешней политике, каковы будут отдаленные последствия санкций и как это скажется на имперских амбициях России, Север.Реалии рассказал эксперт нефтегазового сектора, аналитик компании Rusenergy Михаил Крутихин.
– "Россия – энергетическая сверхдержава" – это тоже имперскость?
– Конечно. Это не просто имперскость. Корни этого – в неправильном представлении о том, куда движется мир. Это было сначала несколько раз сформулировано Путиным в выступлениях, а потом в 2019 году он подписал документ под названием "Доктрина энергетической безопасности Российской Федерации", где была сформулирована очень простая мысль: Россия в своем развитии будет опираться на ископаемые энергоносители, то есть нефть, газ, уголь. А то, что в мире объявляется зеленый переход, возобновляемая энергетика – все это в категории "угрозы". То есть Россия будет настаивать на своем, а они там все ошибаются. Это было ошибкой. Но Путин больше слушал бредовых своих советчиков, таких как Михаил Ковальчук или руководитель Санкт-Петербургского Горного университета Владимир Литвиненко, который считает, что зеленая энергетика умышленно придумана на Западе для того, чтобы Россию загнать в угол и не дать ей развиваться.
– "Зеленая энергетика" – это такой прием, чтобы развалить Россию?
– Это уловка. Это именно намеренное действо для того, чтобы погубить Россию. Дальше пошло заблуждение относительно того, что Россия имеет возможность в силу своей роли поставщика энергоносителей влиять на политику других государств. Это была полностью ошибочная установка, построенная на неправильных представлениях и о роли России, и о роли энергетики в мире, и о способности всего остального мира перестраиваться, кардинально менять свою энергетическую направленность.
Но это продолжение той стратегии России, которая была определена еще в советское время: когда где-то в конце 1970-х, в 1980-х годах увидели, что нефть и газ дают огромные прибыли, не нужно развивать хайтек и вообще технологии, а можно прожить, покупая все хайтеки за счет экспорта нашего сырья, от которого все зависят. Опора на природную сырьевую ренту еще с советского времени укоренилась довольно прочно. К чему это привело? Это привело к переоценке своих способностей и к недооценке способностей технологически развитого мира. Это страшная была ошибка. Но в ошибке этой Путин стал упорствовать. Он ее никогда не признавал и, я думаю, не признает вообще никогда, потому что у него очень ограниченные представления и об энергетике, и много еще о чем.
Американцы придумали такой термин: вепонизация взаимозависимости (от слова weapon, оружие. – СР). То есть превращение части взаимозависимости в оружие для воздействия. Есть взаимозависимость: Европа зависима от России, Россия зависима от Европы (получает и технологии, и деньги), и вдруг один из элементов этой связи решил, исходя из неправильных представлений, использовать свое положение для того, чтобы начать воздействовать на это все хозяйство. Ни к чему хорошему это не привело, как и предсказывалось. Россия оказалась в глубочайшей дыре.
У России действительно замечательные, совершенно исключительные позиции в газовой отрасли: очень много легко извлекаемого дешевого газа, хорошего, его не надо обрабатывать для того, чтобы продавать с выгодой. Так Путин отказался от экспорта газа в Европу под ложным представлением о том, что Европу они заморозят! Вызовут там экономический кризис, катаклизм, полную катастрофу, и европейцы прибегут на коленях просить, чтобы все вернулось на круги своя. С готовностью отменить все санкции, какие только возможно, и перестать поддерживать Украину, которая им совершенно уже не нужна. До сих пор это продолжается, потому что можно было бы возобновить поставки газа, трубы есть, все есть. Но они убеждены в том, что Европа в конце концов сдастся.
– Несмотря на то что зиму Европа пережила без российского газа.
– И вторую, и следующую, и после следующей зиму она переживет совершенно спокойно. Надо было слушать грамотных экспертов. Но Путину говорят то, что он хочет услышать. Это закон номер один. Только поэтому его заверили в том, что очень легко переправить экспорт в Китай.
– Там тем более есть уже газопровод "Сила Сибири".
– Да, "Сила Сибири" к 2025 году выйдет на проектную мощность, 38 миллиардов кубометров в Китай, и все будет замечательно. Но для этого надо построить еще одну большую трубу. А главное-то Путин уже несколько раз говорил в своих выступлениях: "Мы соединяем западную и восточную сети, после этого будем перебрасывать газ туда-обратно, где будет выгодно". Он говорил "по ценам будет выгодно", но на самом деле, конечно, это политический шантаж. Вот его мечта, четко сформулированная в выступлениях. Но есть проблемы. Первая проблема: чтобы построить адекватной мощности трубу в Китай, нужно лет 12–15. "Сила Сибири": с начала строительства и до 2025 года, когда она выйдет на проектную мощность – 10 лет. А второе: Китаю не нужно столько газа. Китай все время отказывается. У них в балансе не заложен этот газ, даже дешевый им не нужен. Путина заверяют: скоро мы обо всем договоримся. А договорились всего о десяти миллиардах кубометров через Дальний Восток и то, что это не "Сила Сибири", а дальневосточная труба, которая давно построена, ему не говорят, наверное.
Я думаю, что главная беда в принятии стратегических решений для будущего России в том, что они принимаются абсолютно некомпетентными людьми. Где-то три года тому назад в Москве образовался экономический клуб во главе с Андреем Мовчаном. И собирались экономисты, причем самых разных направлений, от Глазьева до Мау. Зачем-то и меня туда позвали. И там был момент, который расставил точки над i. Шло очень интересное обсуждение, был огромный поток полезной информации, все что-то такое говорили. Я не выдержал, через 40 минут поднял руку и говорю: "Андрей, я не так привык работать, когда есть такая замечательная информация, мы должны зафиксировать точку, в которой находимся, дальше строим сценарии, сравниваем их вероятность и намечаем рекомендации". На что мне Андрей сказал: "Мы разговаривали с администрацией президента, и нам сказали: вы там можете у себя в клубе анализировать, что хотите, абсолютно полная свобода. Но мы не хотим ваших рекомендаций, и мы не хотим даже знать, что у вас есть для нас рекомендация". Точка. Так же в точности российские политологи говорят: наши рекомендательные аналитические записки на уровне МИДа даже до начальника департамента не доходят. Их все хоронят раньше. Две страницы – не надо, двести страниц – все равно не надо. То есть там принимаются бредовые решения, и ситуация сложилась такая, что часть решений, возможно, в корыстных целях, Путину какие-то его приятели вкладывают.
– Это про строительство труб, которые никогда не окупятся?
– Не только. Например: "Вот ты хочешь там восстановить контроль России над побережьем Арктики, как это было в советское время? "Газпром" не способен, а мы тебе построим один, два, три завода по сжижению газа, базу по перегрузке этого газа вдоль побережья тебе тоже построим!" Сечин прибегает: новый терминал тебе на Таймыре построят, который будет экспортировать 30 миллионов тонн нефти в год! И президент сразу – льготы такие, льготы сякие, освобождение от налогов, потому что без льгот, как коммерческие проекты, это все существовать не может. На этих его идеях паразитируют вот эти все товарищи. И на китайской идее будут паразитировать, на этой трубе.
– Но нельзя не признать, что, когда Советский Союз протянул все эти газопроводы, он действительно привязал к себе Европу.
– Американцы были против сразу, потому что они не могли понять, ну как такое: 1968 год, вторжение в Чехословакию, а вы подписываете долгосрочные контракты в Италии, Австрии, Германии на поставку российского газа. Дальше, 1979 год, вторжение в Афганистан. А вы подписываете новые контракты на газ.
– Почему у Советского Союза это получалось, а Путин все испортил?
– Нет, в Советском Союзе тоже были, конечно, проблемы. Но было то ли больше денег, чтобы убедить европейцев, то ли лобби хорошо работали, то ли действительно европейцы видели свою выгоду в сотрудничестве с Россией. Как и в последнее время уже с новой Россией сотрудничали, видели выгоду. Германии пообещали, что она превратится в хаб по распространению российского газа во всей Центральной и Северо-Западной Европе. Это было якобы выгодно, и "Газпром" представлялся надежным партнером. Сколько времени прошло, пока они не поняли, что "Газпром" – это политический инструмент? Это с 2005 года, с зимы, когда были первые перебои в поставках газа, и до 2021 года, когда кризис разразился, когда "Газпром" полностью показал, что он работает над созданием кризиса в Европе. Я спрашивал у своих немецких друзей: как вы допустили, что "Газпром" получил контроль над вашими подземными хранилищами газа? Это стратегический актив. 20% этого актива в руках "Газпрома", в руках "Роснефти" – 20% нефтепереработки в Германии. Постепенно покупали, приобретали через сотрудничество с германскими компаниями, потом через захват контроля над совместным предприятием, создание новых предприятий – все это перешло под контроль "Газпрома". Как вы не понимали, что они могут это использовать, что это потенциальный противник? Я вижу две причины. Первая – это коррупция. И вторая причина – это глупость. Глупостью и жадностью всегда все объясняется. Они говорят: "Нет, мы это трактуем как близорукость и недальновидность".
– В принципе, одно и то же.
– В данном случае, да. Они понадеялись на "Газпром". Из-за этого и серьезных санкций не вводили ни по Грузии, ни по Крыму, ни по чему. Наконец бабахнуло, и им пришлось принимать серьезные санкции, и это очень дорого обошлось Европе. Поняли, в конце концов. И меры, которые сегодня принимаются, – это как раз меры вполне разумные и эффективные.
– Но за 2022 год Россия продала углеводороды на рекордную сумму за последние 27 лет. Как объяснить такой парадокс?
– Газ в течение 2022 года уходил с рынка, но были довольно высокие цены, особенно в середине года. Там тоже прибыль удалось получить, хотя газ в конце концов ушел. А по нефти не было никакого спада экспорта, потому что только в декабре начались санкции, и санкции были сопряжены с потолком нефти. Тогда и начались спады в доходной части бюджета. Теперь российский бюджет страдает из-за того, что есть санкции и что нефтегазовые доходы сократились в январе и феврале на 46%.
– Потеря европейского рынка, санкции – это необратимо для России?
– Если Россия захочет продавать газ, то, пожалуйста, конкурируйте уже с другим газом. Она вполне может это делать, газ дешевый, и трубы уже существуют, их достаточно. Поэтому, пожалуйста, поставляйте газ, но уже конкурируйте. То есть политически давить у вас уже не получится. Но Путин пребывает в иллюзии того, что есть "что-то другое". Для "Газпрома" нет этого другого! Ему и про газопровод в Индию говорят, и про сотрудничество с Ираном… Это все бред собачий, конечно. Страна безвозвратно потеряла примерно 100 миллиардов кубометров газа в год, это уже невозможно продать. Раньше продавали 150, из них 100 – больше продать невозможно.
– То есть потеряли две трети экспорта.
– Ну да. Это экспорт, потому что в целом Россия добывает примерно 650 миллиардов кубометров в год, из которых часть шла на экспорт в дальнее европейское зарубежье. Этого нет больше, потому что от экспорта газа Россия сама ушла. По нефти – она не сама ушла, это ее заставляют. Я раньше думал, что где-то 50% добычи к концу года Россия потеряет. По нескольким причинам, кстати, одна из причин была совершенно объективная: в России осталась в основном трудноизвлекаемая нефть. По данным министерства энергетики: 70% – трудноизвлекаемая нефть, то есть нерентабельная в нынешних условиях, а 30% еще можно как-то добыть и продать. Министерство энергетики еще в 2019 году обещало Думе, что к 2035 году на 40% упадет добыча нефти в России. Санкции очень ускорили этот объективный процесс. Даже если сейчас вдруг чудом каким-то все прекратится, война, санкции и все остальное, то все равно можно себе представить, что через лет 15 российская нефть вообще никому за границей будет не нужна. Нефть останется только для удовлетворения внутренних потребностей России. По углю – мир уже обходится без российского угля, тем более что большой прибыли он сейчас не приносит. Единственное, что осталось, – это ядерные технологии. У "Росатома" по-прежнему очень сильные позиции. Исторически так сложилось, что технологии обогащения урана свои. Америка уже не может без "Росатома" обойтись, не только Европа. Но здесь никто серьезно не играет этим инструментом как политическим, потому что, во-первых, судя по всему, Путин не очень понимает, что это такое. Во-вторых, если он еще и этим играть будет в расчете на то, что весь мир на колени поставит, это будет очень серьезно.
Судя по всему, в нынешней ситуации можно ожидать, что энергетическая роль России как глобальная будет сводиться к нулю. Потому что мир уйдет вперед. Россия на задворках. Это для российского газа больших технологий не нужно – строить трубу, дырку сверлить. По нефти, особенно трудноизвлекаемой, нужны технологии, по переработке нефти, по серьезной нефтехимии. В России это будет примитивно, архаично, в таком состоянии, что миру уже не нужно. Без современных технологий, без сотрудничества с иностранцами Россия обречена на консервацию отсталости.
– Внутри страны возможно развитие своих технологий?
– Конечно. Но этого не происходит. Сколько примеров того, что какие-то фирмы или инициаторы начинают что-то развивать, новые технологические решения предлагать. Они приходят в министерство, министерство говорит: а сколько мне полагается? Например, мой хороший друг в воскресенье улетел отсюда, из Риги, навсегда в Испанию. Он продвигал больше 20 передовых проектов в России. И вдруг пропал, месяца три он отсутствовал. Все спрашивали, где он, никто ничего не знал. Потом выяснилось, что у него отобрали все бизнесы. Передовые технологии. Не буду перечислять, что он собирался строить, но ничего не получилось. У него все отобрали. Он убежал сначала в Эстонию, потом сюда, теперь в Испанию навсегда. Такие люди в российский нефтегазовый сектор не вписываются.
– То есть при нынешней власти развитие технологий совершенно невозможно.
– Успех российского предприятия измеряется как обратная пропорция: срок, когда начали инвестировать, и срок, когда постучат в дверь и скажут "давай делиться" или вообще "это все наше будет".
– Все сырьевые страны обречены на то, чтобы быть такими отсталыми шантажистами?
– Почему? Нет, боже упаси. Вот хороший пример: конференция в Катаре, в которой я участвовал. Конференция, университет, мусульманская страна – женщины сидят отдельно, мужчины отдельно. Что обсуждают: переход от сырьевой экономики к экономике, основанной на знаниях. Это страна Катар, которая целиком зависит от своего газа и нефти. Эта страна все понимает. У нас здесь – Доктрина энергетической безопасности, все наоборот.
– Как мы теперь поняли, нефтяные сверхдоходы Путин копил как раз на войну с Украиной. Может, экономисты сделали ошибку, не настояв на том, чтобы все нефтегазовые прибыли вкладывались в экономику, а не в кубышку?
– Я не знаю. Была уверенность, что нужно копить, был создан резервный фонд, Фонд национального благосостояния. Но неизвестно, на что Путин копил. Он абсолютно не понимает, в каком состоянии вооруженные силы находятся, в каком состоянии экономика находится. Он думает, что все еще хорошо.
– Жителям российской провинции всегда было непонятно: как так, в стране столько денег, а вы нам не можете дорогу построить, ветхие дома расселить и школа у нас с туалетом на улице…
– Это абсолютно психология Путина. Вместо того, чтобы делать страну привлекательной, чтобы люди хотели сюда ехать, ему надо сделать, чтобы у соседей было совсем плохо. Ну вот такой человек. Я не знаю, как это объяснить. Глупость тут полная, некомпетентность, иллюзии, что, разрушая жизнь соседей, можно обеспечить величие страны.
– Нефть и газ всегда были основным источником дохода бюджета. Что теперь будет?
– Не всегда, в советское время были периоды, когда всего 5–6% занимали. Сейчас, в результате санкций, за первые два месяца этого года, январь-февраль, доходы в федеральный бюджет сокращаются больше, чем на треть. Доходы от нефти и газа – минус 46%. Их нет, они куда-то ушли. Расходы на войну увеличиваются на 60%. В бюджете дефицит, чудовищный совершенно. За счет чего? Путин же сам сказал: расходы на силовиков сокращаться не будут. То есть армия, полиция, всякие карательные органы – это все будет финансироваться и дальше.
– "Папа, ты будешь меньше пить? – Нет, сынок, ты будешь меньше есть". А газ и нефть, которые теперь не продаются на Западе, куда могут пойти?
– Газ – никуда. Просто меньше будут бурить. Скважины можно позакрывать, приостановить развитие. Нефть пытаются продавать. Мы сейчас в таком положении, когда трудно сказать, что дальше будет. Во-первых, на Западе хотят усугубить потолок цен на нефть. Во-вторых, вроде бы считают, что потолок достигнут, цена отгрузки нефти из российского порта, по-моему, где-то 48 долларов за баррель. Цена, которую цитируют ценовые агентства, – 58 долларов, тоже ниже потолка, хотя они считают по доставке в европейский порт. Это то, что в бюджет идет, исходя из этой цифры. А дальше накручивают сами нефтяные компании, те, кто ввозит нефть, те, кто страхует, там еще целая куча накрутки. Я думаю, добыча нефти упадет не на 50%, как если бы было эмбарго, а, может, на 15–20%.
– Потому что на рынок российская нефть все равно будет поступать?
– Поступать на рынок она будет. Но будет закрываться часть нефтеперерабатывающих предприятий, потому что нефть некуда девать. Самое главное у нас в экспорте – это дизельное топливо. И второе – это мазут. Вот их придется каким-то образом резать. А это значит, что наши нефтеперерабатывающие предприятия должны будут частично сократить расходы. А раз сокращение, значит, нефтяникам дают указания: надо закрывать какие-то промыслы. Нефтяники сейчас стараются выпихнуть на экспорт как можно больше нефти на любых условиях, хоть за две копейки. Потому что закрывать – это тоже стоимость работ по ликвидации, это люди на улицах, это много неприятностей для самой нефтяной компании. Сейчас, как ни странно, до минимума сведены налоговые проверки. И компании что делают? Они стараются через своих посредников деньги не возвращать в Россию. Поэтому российский бюджет меньше получает от частных компаний.
– Деньги остаются за границей?
– Конечно, никто ничего не возвращает. Возвращают столько, чтобы по низкой цене, по отгрузке нефти из порта, какие-то налоги платить. Сколько это продлится? В России есть план: исчислять цену нефти не из портовой цены, а взять теоретическую цену барреля марки "Брент" и от нее какой-то дисконт сделать и так брать налоги с нефтяных компаний. То есть повысить доходы в бюджет. Это сейчас обсуждается, еще не принято. Что из этого получится? Никто толком сказать пока еще не может.
– Внутри России использовать эту нефть и этот газ невозможно? У нас пол-России не газифицировано.
– Нет, а куда? Это нужно в деревню, где живут две старушки, протянуть газопровод. Дело все в том, что в газификации нет дельты для чиновников. С точки зрения распила бюджетов, процесс абсолютно невыгоден чиновникам. Есть другие способы, как сделать газификацию. На компрессорных станциях построить завод по сжижению газа и возить баллоны в деревню или поселок, виртуальный газопровод такой. Никто этим заниматься не хочет. Это невыгодно чиновникам.
– Перед сегодняшней войной Россия вела с Украиной "газовые войны". Это взаимосвязано?
– Сама затея строить "Южный поток", "Северный поток" – смысл ее в том, чтобы обойти Украину, лишить ее транзита. Миллиарды, вложенные в эти все "потоки", уже никто не считал, на этом хорошие деньги делались. А Украина должна была потерять два или три миллиарда евро на транзите российского газа каждый год, всего-навсего. Главное было сделать ее ненужной для Евросоюза, чтобы они за нее не вступались. И потом газовыми войнами вынудить Европу прекратить поддержку Украины и снять санкции с России.
– То есть политика здесь первична?
– Но это не политика, это какая-то животная ненависть к стране, которая идет своим курсом. Правильным, неправильным – это уже совершенно неважно. Главное, что она не слушается, хочет быть самостоятельной, строит что-то свое, да еще и собирается в Евросоюз вступать, связи налаживать. Отношение Путина к Украине не объясняется экономическими, социальными, политическими соображениями. Это животная ненависть. По-другому не могу это объяснить.
– Почему, несмотря на войну, транзит газа через территорию Украины не был остановлен и даже вырос, как отчитывается "Газпром"?
– У украинской стороны есть обязательства перед потребителями газа в Европе, с которыми очень хорошие отношения. У европейских трейдеров покупают газ и украинские потребители тоже, много газа, и поэтому они выполняют свои обязательства по транзиту. Есть соглашение, они его выполняют. Это "Газпром" нарушает соглашение: он обязался примерно 176 миллионов кубометров в сутки передавать в Европу через территорию Украины, сейчас передают примерно 24 миллиона кубометров. И потом, поддержание работоспособности украинской газотранспортной сети жизненно важно для экономики Украины. То есть надо поддерживать эту сеть, все работает, как и работало, и иногда с риском для жизни украинцы устраняют какие-то неполадки, связанные с войной, и не только с войной.
– Но если транзит выгоднее Украине, чем России, то почему в условиях войны его не останавливает вторая воюющая сторона – Россия?
– Россия, когда поставляет газ, руководствуется какими-то своими соображениями. Например, никто не может логично объяснить, почему по указанию из Кремля "Газпром" прекратил снабжать газом многих европейских потребителей. Закрывает целые направления. Всем известно, что "Северный поток" закрылся еще до того, как там произошли взрывы, закрыли газопровод в Финляндию, закрыли газопровод "Ямал-Европа" через Беларусь, в Польшу, в Германию, закрыли один из пунктов передачи газа на российско-украинской границе. Сейчас остался только "Турецкий поток". Там одна труба, 16 миллиардов кубометров в год мощность, из Турции на территорию Болгарии попадает российский газ. И вот украинский транзит, пусть и очень небольшой.
– В теории газораспределительная система, которая осталась от Советского Союза, могла бы функционировать, скажем так, беспроблемно?
– Да, еще бы. Я всегда говорю, надо делать как в Норвегии: не вместо иностранных компаний что-то развивать, а вместе с иностранными компаниями что-то развивать. Огромные налоги на нефть и газ, 50% за то, чтобы иметь право работать на шельфе, 27–28% – корпоративный налог на прибыль. И в Норвегии надо идти в очереди стоять, чтобы работать в таких условиях. Потому что, во-первых, это стабильность. Второе: это полная уверенность в том, что то, что пообещают, то и сделают. Норвегия сознательно пошла на сотрудничество, делилась с иностранцами, и они ей принесли все, что только можно: технологии, место на рынке. Пожалуйста, ради бога, страна процветает.
У нас, когда налоги на нефть и газ меняются по несколько раз в году, когда никакой стабильности не может быть, какая нефтяная компания пойдет разрабатывать новые проекты? Возврат инвестиций наступит через 7–15 лет в российских условиях. А что будет в следующем году? Никто не знает. Как в России вкладывать деньги в развитие нефтегаза? Невозможно.
Путин этого просто не понимает, это не его. Не повезло нам. Поэтому я очень пессимистично смотрю на будущее России. С энергетической точки зрения, уже стало понятно, что Россия просто не нужна миру в таком ее виде. Мир обойдется без нас. Были программы, что Россия начнет вырабатывать водород на экспорт. Все это захлебнулось, потому что того же Литвиненко поставили ответственным куратором, а он терпеть не может этот водород. Все остальное примерно в том же ключе. Они считают, что нефть, газ, уголь – это все, что нужно России.
– Если представить, что после поражения России в этой войне к власти в стране приходит вменяемая власть. Что ей предстоит сделать с нефтегазовым комплексом, нуждается ли он в реформах?
– Еще до войны было понятно, что именно надо менять. Прежде всего, отменять драконовские законы о дискриминации частных компаний, потому что все было в пользу госкомпаний, таких как "Роснефть", "Газпром", дискриминацию иностранных компаний, которые могли принести технологии, опыт, деньги. Их не пускали, например, на шельф. Им не разрешали крупные проекты. Если они нашли бы, например, крупное месторождение, то надо было сдавать его государственной компании с некоторыми выплатами. То есть была явная дискриминация иностранцев. Потом надо было гигантские госкомпании передавать в частные руки для того, чтобы ими не командовали коррумпированные чиновники, которые просто распиливают бюджет, вместо того, чтобы заботиться о коммерческом успехе. Надо было перестраивать налоговую систему полностью, потому что она подавляла всякую деятельность, способствовала только коррупции, вместо того чтобы стимулировать дальнейшее развитие. Вообще, надо посмотреть, как нефтяную отрасль развивали сами американцы, например, или норвежцы. Опыта в мире более чем достаточно и вполне успешного опыта.
Когда-то мы просчитали, что если бы было стимулирование малых и средних нефтедобывающих компаний, то Россия получила бы в дополнение к тому, что добывала, примерно 30 миллионов тонн нефти в год. Но их, наоборот, давили, душили вот эти гиганты. В России же остаются в основном только мелкие месторождения, которые надо разрабатывать маленькими компаниями, которые готовы идти на риск, используя новые технологии. Как в Америке было со сланцевой нефтью.
Государственный контроль должен быть, все как полагается. Налоговая система должна быть, но она должна стимулировать, а не подавлять инициативу и не давать волю коррумпированным чиновникам. Вот все это надо было, конечно, переделывать. Я очень опасаюсь, что санкции еще затянутся надолго. Инвестиционный климат в России не то чтобы плохой, его просто нет, его не существует. Иностранный инвестор сейчас прийти и работать в России просто не может. Надо создавать заново инвестиционный климат, куда люди придут и будут работать во благо российской экономики и вообще России. Но я опасаюсь, что момент, когда можно будет прийти и начать работать в России нормальным инвесторам, отсрочен настолько, что мир далеко уйдет вперед, российская нефть с газом никому не нужна будет.
– Не получится ли так, что, наученные опытом 2022 года, иностранцы в принципе больше никогда уже не захотят иметь дело с Россией и не захотят приносить сюда технологии, чтобы страна больше не смогла использовать нефть и газ для своего вооружения?
– Больше будут бояться, я думаю, иностранные правительства. А инвесторы постепенно могут вернуться. Вот мы же без работы не остаемся. Мы занимаемся консалтингом, мы консультируем тех, кто в случае благоприятной обстановки, в случае поворотов к лучшему придут в Россию. Люди следят за обстановкой, за всем, что происходит в России. И они готовы опознавать какие-то возможности для вложения денег. Рынок же гигантский в России. Прийти сюда, чтобы работать, очень многие готовы, и у нас нет недостатка в клиентах, которых мы консультируем, чтобы они понимали, что происходит, в каком направлении все идет и есть ли какие-то шансы на то, что в обозримом будущем они смогут возобновить инвестиции в российскую экономику.
– И что, есть такие шансы?
– Ну, шансы есть. Но сейчас руководство страны в своей войне идет абсолютно по нелогичному пути, и предсказывать, как безумцы поведут себя, я не могу. Если бы кто-то принимал решения, исходя из интересов российской экономики, российского населения и вообще существования России, и тогда можно было бы с уверенностью сказать, что войну надо кончать, уводить войска с чужой земли, платить репарации за то, что мародеры, бандиты и убийцы натворили в Украине и отдавать под суд военных преступников. Вот тогда, возможно, через какое-то время с России снимут санкции и дадут возможность инвесторам прийти и начать работать на этом обширном рынке.
– А вот ложка меда: может, санкции, война и потеря экспорта в итоге помогут нам наконец-то слезть с нефтяной иглы?
– Мы сидели на нефтяной игле сами. У нас была доктрина, подписанная Путиным о том, что нефть, газ, уголь – это основа нашего существования, а все остальное – это происки против нас. Вот сами сели и на нефтегазовой игле сидели. Но постепенно надо отказываться. Но я не вижу, что, кроме этого, Россия могла бы развивать для экспорта. Лет пять тому назад в Сколковском центре подготовили прогнозы развития глобального нефтегазового сектора до 2040 года. И мы спрашивали у авторов: скажите, пожалуйста, вот вы что-то проанализировали, если не будет нефти, не будет газа востребовано в мире российского, что Россия может миру дать такое экспортное? Говорят: два месяца подряд искали, опрашивали все отрасли, какие только возможно, ничего не нашли. Нет замены-то, не развивали! Но это государственная стратегия была – паразитирование на природных ресурсах.
– Если концепция поменяется, мы догоним ведущие державы по технологиям?
– Я думаю, что нет, потому что санкции будут еще очень долго. Никаких побуждений нет к тому, чтобы восстанавливать хотя бы кадры научные, технические. Когда я смотрю на качество подготовки кадров в России, я ужасаюсь. Вы не найдете здесь людей, которые обгоняли бы в своей квалификации заграничные аналоги. Я помню, как компания Shell, которая построила в России первый завод по сжижению газа на Сахалине, искала людей. У них была задача – максимально использовать внутренние ресурсы России, трудовые ресурсы, материальные, технические, логистику. Еще и опыт Советского Союза был жив, и обстановка была другая. Я знакомился с их базой. Они изучили все предприятия, которые были в Советском Союзе. Им нужны были сварщики, которые умели делать тонкую работу, работать со специальными материалами. Они по всему бывшему Советскому Союзу с трудом нашли 12 человек. Сейчас, я думаю, их еще меньше.
