Плотник из Петрозаводска Сергей Филенко подал жалобу в ЕСПЧ на незаконное задержание и штраф за участие в акции в поддержку Навального. Филенко дважды задерживали во время акций, а весной 2021 года видео с его участием стало одним из символов протестов: на нем росгвардейцы несут Филенко в автозак, пока тот читает "Заповедь" Киплинга.
Петрозаводск. Деревянное двухэтажное здание в пролетарском районе. На кухне сидит высокий широкоплечий мужик. Во время акции протеста 21 апреля 2021 года Сергея Филенко демонстративно скрутили четверо росгвардейцев и унесли в автозак. А позже местные суды признали его виновным в участии в несогласованной акции и оштрафовали на 5 тысяч рублей.
"Заявитель утверждает, что власти Российской Федерации нарушили его права, гарантированные статьями 10 и 11 Конвенции. Нарушение заключалось в привлечении его к административной ответственности в виде административного ареста за то, что заявитель участвовал в митинге. В то же время действия заявителя носили миролюбивый характер. Он прочитал стихотворение Юлия Даниэля "А вдруг вот так приходит зрелость...". Затем заявитель намеревался прочитать стихотворение Редьярда Киплинга "Заповедь", но его в этот момент схватили сотрудники полиции и понесли в автобус", – говорится в жалобе. Ее составили юристы правозащитной организации "Апология", которая защищала плотника и других задержанных в этот день на акции жителей Петрозаводска в местных судах.
Слева от Филенко сложены какие-то куски бересты, справа – сделанные из неструганных досок полки в стиле рустик модерн, на полках шкатулки, кузова, фигурки и коробы из лыка, фотографии дочери и жены. Дочь любит слушать рассказы Филенко о первых часах ее жизни – Сергей присутствовал на родах.
Люди. Митинг. Киплинг
21 апреля. Оппозиционный политик Алексей Навальный голодает в тюрьме. В это время в Петрозаводске около сотни-двух уставших городских маргиналов у памятника Кирову готовятся к тому, что скоро их будут винтить. Невесёлые росгвардейцы тоже это знают. С неба валится традиционный для Карелии мокрый апрельский снег.
Люди говорят о своих правах, коррупции, чести и совести, призывают полицейских испытать муки последней, читают стихи: классику, традиционные для таких событий "Перемен" группы "Кино" и ставшие лейтмотивом этой, скорее всего, последней в новейшей истории навальновской акции строки из "Пусть они умрут" Anacondas и Нойза про Леху, который мечтал стать космонавтом и мочить гуманоидов. Все это время Филенко стоит с табличкой "Россия будет счастливой", которую он взял у кого-то подержать.
Минут через двадцать терпеливым карельским полицейским надоедает происходящее. Начинаются задержания. В это время маленькая и юркая журналистка карельского издания "Губерния Daily" прорывается через кольцо росгвардейцев и снимает на видео, как здоровенного Филенко несут полицейские: люди вокруг орут, визжат, мелькают чёрные шлемы, а он, то ли от ума, то ли от страха, декламирует стихи Киплинга: "Верь сам в себя наперекор вселенной, И маловерным отпусти их грех…"
– Примерно такие серые штурмовики брали Румату в повести "Трудно быть богом". Они даже не запыхались, когда меня тащили, – вспоминает Филенко.
Он рассказывает, как в первый раз, ещё до распада СССР, ходил голосовать с мамой, как нужно было обязательно прийти раньше всех, пока не разобрали всю выпечку: "Если там ее не купишь, хрен ты ее где потом купишь". Как с будущей женой в карельском поселке Паанаярви прокладывал систему туристских маршрутов, вышел из леса и узнал, что затонула подводная лодка "Курск" в родном Североморске.
– Я тоже потом стоял на сопке с непокрытой головой среди тысяч североморцев, когда по Кольскому буксировали поднятый "Курск" с трудоемко отпиленным отсеком. А после случаев с отравлениями – и за границей, и внутри – понятно, что путинский режим преступный, – рассуждает Филенко. – Государство ужасным образом сломано. Защиты, обороны у человека против "банальности зла" нет почти никакой. Как-то можно опираться на собственные внутренние ценности и живой образ мира внутри головы. И еще на примитивное соображение: если человек не на стороне добра, то он на стороне зла. Если не протестовать против попыток государственных служащих с ведома президента убивать запрещенным отравляющим веществом, радиоактивным изотопом, "Буком" и другими способами граждан своей и чужих стран, то сам становишься частицей этого зла. Путинский режим превратился в Лернейскую гидру – это если не сравнивать с Гитлером или Сталиным. Мне не понятно сейчас, как эту гидру одолеть. Но как можно быть на стороне этой самой Лернейской гидры?
"Развалился вдребезги"
В начале 1990-х Филенко служил в советской армии радистом и оператором засекречивающей связи. Тогда же вместе с товарищем вышел из комсомола.
– Мы параллельно выпустили новогоднюю ротную стенгазету, которую замполит сорвал через 15 минут. После гауптвахты друга отослали дослуживать в Грузинскую ССР, а меня – в Северную Осетию. Комсомол вскоре развалился вдребезги. И Союз тоже. В дни ГКЧП я трусовато сшил трехцветный флаг – тот, за который при Путине стало стыдно – и вывесил в окно. Потом какое-то время думал, что в стране потихоньку наладится… Но нет. Государственная телега незаметно приехала в тупик, похожий на тот, что был при закате СССР, но другой. И сломалась. Государство сломалось, – рассуждает Филенко.
– Рядовой работяга мало кому интересен, – говорит он. – Недавно я увидел фотографии проекта "Родина" Данилы Ткаченко. На снимках полыхают избы, пылает черный квадрат, пластмассовые солдатики-буденновцы сгорают в пламени: у меня в детстве были такие, – горестно видеть пылающий ряжевый бревенчатый мост: их почти не осталось, – нимб пламени пляшет по бюстику лысого Ленина, сгорают избы, избы, избы: плотнику невыносимо больно на это смотреть; родину я вижу именно так, как на этих фотографиях. Я плотник, я живу внутри катастрофы.
Сергей Филенко делает, по отзывам, первоклассные срубы. "Плотник работать должен так, чтобы о нем никто не вспомнил", – объясняет он. Сам себя называет "рабочим муравьем" и в шутку сравнивает с Иисусом: "Я, как Иисус, тоже работаю плотником". Про деревья Филенко рассказывает с детской наивностью.
– Было лето у бабушки в деревне, и мне – всего несколько лет. Старший брат спросил таинственно и серьезно: "Серёжа, хочешь увидеть такое, что не видел никто и никогда!?!" Я хотел. Дедушкиным тяжким колуном брат развалил надвое березовую чурку. Я доверчиво уставился на плахи. "Смотри внимательно: вот эту внутренность дерева ни один человек не видел. Мы – первые! Она была внутри, под корой". Жизнь спустя выбирал в бревне "чашку", и под ударом тесла отскочила узкая круглая сердцевинка – самые первые годы жизни строевой сосны. Посчитал годовые кольца бревна, передвигая острие ножа по торцу. 160 плюс-минус 5 лет. Были у старого дерева и легкие, и тяжелые времена. В толще ксилемы остались две заросшие травмы. Вдруг подумал, что метафорически я вот такое бревно в стене, одной из бесчисленных стен моего народа. Узенькие годовые кольца – это чередование опыта и прочитанных книг… – философствует Сергей.
Когда его приятелям понадобился крепкий и малопьющий подсобник на строительство бревенчатого дома, взяли Сергея. Он постепенно научился работать бензопилой и русским плотницким колунообразным топором на прямом топорище. Работал реставратором памятников деревянного зодчества, учился читать по бревнам "аккуратный почерк топора".
– Плотницкое ремесло меня тупо кормит. Где-то вычитал, что "капелька латыни украшает человека", и выучил поговорку, а потом хмуро повторял ее, пока латынь не вылетела из памяти: Caro est qui securis est – "кто с топором, тот и с мясом", – объясняет Филенко.
Он цитирует где-то прочитанную мысль о том, что Россия дала миру два настоящих достижения: деревянное зодчество и конструктивизм. Филенко убежден, что "на наших глазах умирает русская народная деревянная архитектура", что "двадцатый век истребил носителей плотницкого ремесла". Он сравнивает и деревянное зодчество, да и всю Россию со сгоревшим муравейником Стругацких.
– У меня была метафора о народе-плотнике, который как муравьев в муравейнике выжег ХХ век. И сейчас мы, малочисленные выжившие муравьи, вяло таскаем на пепелище новые хвоинки и палочки, но уже осень, и зиму нам не пережить… Кстати, про "крымнаш": приволок Путин на пепелище муравейника тлеющий, готовый вспыхнуть полуостров. Кучка материала выросла, вызывая тупую инстинктивную радость: "Ура! Ура!" Но не понимают муравьи, что это все вот-вот полыхнет на ветерке, и тогда не доживем даже до зимы. Мы вырубленный лес: люди-щепки, люди-подлесок, люди-пни и люди-валежник, – говорит Филенко.
Филенко с болью вспоминает церковь Успения пресвятой Богородицы, сгоревшую в августе 2018 года. Он тогда ехал с работы мимо Кондопоги, видел пепелище на берегу Чупа-губы Онежского озера, которая видна с трассы. Церковь была шедевром северного деревянного зодчества, но бездну трагедии Филенко видит не в самом пожаре, уничтожившем шатровую церковь 1774 года постройки – тут он вспоминает новеллу "Набег. 1408 год" из "Андрея Рублева" Тарковского: обугленный храм, горят иконы, татары избивают монаха, сыгранного Юрием Никулиным, который им вторит: "Вы уйдете, а мы опять всё построим".
– Катастрофа даже не в лавинообразном характере гибели памятников деревянного зодчества по всей стране: для подавляющего большинства эту катастрофу просто нечем чувствовать как трагедию. В том беда, что мы – народ – утратили способность массово воспроизводить народное деревянное зодчество. Оттого гибнет оно стремительно, безнадежно, необратимо. Символ деградации – не домик для уточки на дачке Дмитрия Медведева, презрительно именуемого отдельными из оппозиции "айфончиком" и "жалким". Это мы – жалкие. Не татары – мы здесь родились, мы не способны сохранить шедевры, мы не умеем больше построить шедевр. Это мы живем, как "бедные родственники в чужой хате, сидящие на краю лавки", – говорит Филенко.
Летом 2021 года Сергей Филенко упал с крыши, рассек голову и повредил позвоночник. На больничном он читает "Лучшее в нас" Стивена Пинкера и рассуждает о том, что полицейские тоже люди, беспомощные в "сломанном государстве, вставшем на сторону зла", а среди тех, кто нёс его в автозак, кто допрашивал, свидетельствовал против него в суде, нет ни одного "плохого" в бытовом смысле человека.
– Если российская власть мирным и сказочным способом радикально поменяет знак в ближайшие месяцы, полицейские естественным образом станут положительными людьми и займутся своим прямым делом. Проблема в том, что "можно держаться на одном и том же уровне добра, но никому никогда не удавалось удержаться на одном уровне зла. Этот путь ведет под гору", – писал Честертон. Высшая власть России скатилась с горы очень низко. Сползаем, катимся и почти мы все, – говорит Филенко.
Писатель, путешественник
О жизни за границей Сергей Филенко знает немало. Сразу после окончания биофака Петрозаводского госуниверситета в 1980-е годы он учился в Финляндии на курсах гидов по дикой природе. Конкурс был около 100 человек на место, взяли троих: Сергея с его будущей женой Юлей и однокурсника. Пока учились, слетали на три месяца в Англию. Сейчас же на вопросы о возможной эмиграции Филенко отмахивается: такого в его планах нет.
– Про заграницу давно ничего не думал. Это со страху: побаиваюсь, что могу оказаться если не в тюрьме по какой-нибудь политической статье, так в эмиграции… – говорит он.
Еще один талант человека-плотника – писательство. Раньше его рассказы выигрывали на международных конкурсах. С ними ездил в путешествия в Китай и Тунис.
– Надо было самостоятельно доехать только до аэропорта. Для голодранца такое приключение было крайне ценно. И в Китай ездил прямо со стройки, и в Тунис – со сруба, – говорит Филенко.
Любимый жанр писателя-Филенко – рассказы о путешествиях. О своих же путешествиях. Например, его произведение "Одинокий странник" – это книга, которую "не жалко передать другому человеку". А о своем зимнем похоже на снегоступах по Карелии Филенко написал серию публикаций в СМИ.
– Я вообще-то люблю просто сидеть и тупить, бессмысленно глядя в пространство. Если так вести себя в городе, особенно в публичном пространстве – это выглядит жалко и несколько отвратительно. Но когда я с тяжелым рюкзаком забрел по глубокому снегу в тайгу, выкопал яму под костер, утоптал и застелил лапником снежный пятачок, натянул над ним тент, заготовил ножовкой дрова на вечер и утро, разжег костер, растопил снег в котелке и жадно попил воды впервые с утра, приготовил еды… И сижу под черным небом, в черном лесу, в пятнышке неверного света от жаркой кучки углей – просто сижу и туплю, бессмысленно глядя в пространство – но сейчас это воспринимается как нечто романтичное и мужественное, в духе северных рассказов Джека Лондона, – говорит Филенко.
О том, почему он выходит на митинги и пикеты, четкого объяснения не дает. На вопрос, почему вышел на пикеты в защиту историк Юрия Дмитриева, пожимает плечами.
– Не везде и не всегда вступаюсь... Не знаю, почему. Про дело Юрия Дмитриева внимательно читал в самом начале: про то, каких всех из квартиры, и как тайно некто побывал в пустом доме Дмитриева и поковырялся в компьютере, и кому выгодно, и как оно все у нас в стране устроено... Вывод: невозможно не вступиться за Дмитриева честному человеку, – говорит Филенко.
Из рассказа Сергея Филенко:
"Было время, и жил в городке за Полярным кругом мальчуган пионерского возраста.
А время: какое тогда было время! Искреннее, солнечное, счастливое время! Как славно мы жили и как хорошо учились! А праздники! Какие тогда были праздники!
Первомай: праздник весны и труда, день солидарности трудящихся. Весь народ, в едином порыве! Алые стяги, древки в могучих рабочих руках. Солидарность и энтузиазм! Ну в ком из нас сейчас есть солидарность?"
