28 октября исполнилось бы 60 лет известному петербургскому журналисту, актеру, театральному и музыкальному критику Дмитрию Циликину. Ко дню его рождения вышла книга его статей "Жить. Думать. Чувствовать. Любить". Пять лет назад его убил гомофоб, не скрывавший своей ненависти к людям из ЛГБТ-сообщества, к которому принадлежал журналист. Друзья и коллеги Циликина до сих пор глубоко переживают его смерть, а проблема гомофобии, из-за которой погиб журналист, как выяснила корреспондент Север.Реалии, никуда не делась.
– Дима Циликин – мой однокурсник и друг, с его потерей смириться просто невыносимо, мы с мужем каждый день его вспоминаем, и когда у меня спектакль, я всегда "сажаю" его в зал и думаю, что бы он сказал, – говорит народная артистка России Анна Алексахина. – Мы познакомились на вступительных экзаменах, нам было по 16 лет, мы были самые маленькие на курсе и всегда были вместе, в нем я обрела брата. Он был блистательным студентом, и к нему каждый семестр приходила делегация с театроведческого факультета во главе со Львом Иосифовичем Гительманом, который говорил: "Дима, мы вас умоляем, пожалуйста, переходите к нам". На что он гордо закидывал голову и говорил: "Лучше я буду последним артистом в Урюпинске, чем первым театроведом в Петербурге". Конечно, он окончил с красным дипломом, но рядом все время ходила его способность писать, острота мысли. Он мне из армии письма писал замечательные – он ведь служил, и я его навещала, мы с мамой собирали ему посылки. Он был очень образован и даже в эпистолярном жанре – несравненен.
Дмитрий Циликин родился 28 октября 1961 года в Ленинграде, в 1982-м окончил ЛГИТМиК (сегодня – РГИСИ – Российский государственный институт сценических искусств. – СР), 8 лет играл в Театре комедии имени Н.П. Акимова, в 1992 году начал работать корреспондентом в газете "Петербургский Час пик", где очень быстро стал редактором отдела культуры. Он сотрудничал и с другими газетами и журналами – "КоммерсантЪ", "Известия", "Ведомости", "Московские новости", Vogue, "Эксперт", "Время новостей", "Театр", с информагентством "Росбалт", был автором и ведущим на телеканалах РТР, "Пятый канал", на радио "Эхо Петербурга". Он был экспертом театральной премии "Золотая маска", дважды лауреатом премии "Золотое перо", правда, вторую награду получил уже посмертно.
Дмитрия Циликина нашли с тремя десятками ножевых ранений, он скончался от потери крови. Его убийца, 21-летний студент Сергей Косырев, рассказал, что познакомился с журналистом на сайте знакомств и, зная о его гомосексуальности, собирался скомпрометировать его и затем шантажировать, однако закончилась встреча убийством. Косырев назвал себя "чистильщиком" и заявил, что убил Циликина из ненависти, хотя следствие квалифицировало убийство как происшедшее на почве "внезапно возникшей ссоры". 40 деятелей культуры, включая режиссера Александра Сокурова, требовали признать, что убийство совершено по мотивам ненависти, на почве гомофобии, но это ни к чему не привело. Правовой советник ЛГБТ-инициативной группы "Выход" Максим Оленичев констатирует, что за 5 с половиной лет, прошедших с убийства Дмитрия Циликина, преступления на почве ненависти никуда не исчезли.
В обществе большая стигматизация ЛГБТ-людей, поэтому, обращаясь в полицию, они не ждут защиты
– Наоборот, их количество только растет – тема подставных свиданий не сходит с повестки ЛГБТ-сообщества, – говорит Оленичев. – А Дмитрий Циликин и был убит фактически при таком подставном свидании, причем мотивированным человеком, открыто говорившим о своей ненависти к геям. В этом году закончилось рассмотрение уголовного дела, по которому в качестве потерпевших проходило 18 человек. Банда всего из двух человек сумела совершить 20 преступлений – вымогательства, грабежи, угрозы убийством. Они назначали свидания и требовали от потерпевших признаться в преступлениях, которых те не совершали, например, в педофилии. Один из потерпевших передал вымогателям более миллиона рублей, а когда у него кончились деньги, все-таки обратился в полицию, и только благодаря ему это уголовное дело возникло и дошло до суда, ведь все остальные потерпевшие молчали. С одной стороны, они не доверяют полиции, с другой – в обществе существует большая стигматизация ЛГБТ-людей, поэтому, обращаясь в полицию, они чувствуют себя не совсем гражданами и не ждут защиты.
По словам Оленичева, такие преступления очень трудно фиксируются – вся эта сфера находится в тени, так что общество узнает только о самых ярких негативных проявлениях.
– Есть информация, что такие же подставные свидания были подстроены нескольким курсантам одного из военных училищ Петербурга, и один курсант, скрывавший свои сексуальные предпочтения и не имевший денег для уплаты преступникам, так боялся, что его родители и преподаватели все узнают, что совершил самоубийство. Это неофициальные сведения – никто в полицию не обращался, об этом рассказывают друзья погибшего. Чтобы дело дошло до суда, надо, чтобы потерпевшие нашли в себе силы заявить о преступлении, а это бывает редко, так что в судах мы видим только верхушку айсберга, – замечает юрист.
"Работать с ним было непросто"
– Дима был одним из самых талантливых людей в нашем городе как в области журналистики, так и в области театральной критики – с абсолютно индивидуальным стилем и незаемными мыслями, – считает и театральный критик, журналист Елена Вольгуст, работавшая с ним в газете "Час пик". – У него было два учителя и два бога – Евгений Соломонович Калмановский и Самуил Аронович Лурье, он их боготворил, хотел быть на них похожим, и это ему удавалось. То время было совершенно бесцензурным, то, что мы выдавали на наших страницах, не подвергалось никакой начальственной цензуре. Очень было смешно, когда на летучках люди, работавшие в отделе происшествий, говорили Диме, что не может вся 15-я полоса состоять из текста про Скрябина или Рахманинова. Но тут главный редактор всегда его защищала и говорила: вы, ребята, не понимаете про нашу высокую культуру. Дима же был очень упорный человек, упертый и не то что редактуре не подчинялся, а он не подчинялся концептуально: вот как он считал, так и было. У нас не оставалась неохваченной ни одна серьезная театральная премьера, мы освещали все значимые художественные выставки и приезды разнообразных звезд в разных жанрах – и в шоу-бизнесе, и в классической музыке, все делалось очень гармонично, и были очень яркие тексты.
По ее словам, работать с Циликиным было совсем не просто.
– Ему перечить было нельзя. Он был блестящий редактор, авторы его слушались и благодарили за редактуру. Он вывел газету на новый уровень. Он же еще вел полосу "Человек чувствующий", где было много разного интересного, чего сегодня и близко нет ни в одном СМИ. Там говорилось о всяких психологических проблемах, о сексе, даже их переписка с Самуилом Лурье, возникавшая по разным жизненным сюжетам того времени и превратившаяся потом в книгу "Письма полумертвого человека", сначала публиковалась на этой полосе. Театральная рецензия на один спектакль тогда могла занимать 10–11 тысяч знаков, и этого, конечно, сегодня никто себе позволить не может. Всем одаренным авторам у нас было очень вольготно. А сейчас все схлопнулось – даже в газете "Деловой Петербург", где у Димы много лет была еженедельная колонка, теперь такой колонки нет.
Писатель, критик Татьяна Москвина познакомилась с Дмитрием Циликиным больше 40 лет назад.
– Это было в 1979 году, на картошке – в советское время для помощи в сборе урожая в совхозы и колхозы направляли студентов – на месяц. Он учился на актерском факультете, я на театроведческом, но мы были молодые, здоровые, веселые, и все это превратили в праздник, – вспоминает Москвина. – Много общались, делали капустники, пели песни, пили здоровую советскую водочку. Мы там очень сдружились и потом даже не могли расстаться, продолжали встречаться, возник общий круг. Помню, у меня тогда не было пишущей машинки, и Дима сам, своими руками перепечатал мой диплом. У нас с ним вообще была своя личная история, я ходила смотреть, как он играет в Театре комедии, переживала за него.
– А как получилось, что он из актера превратился в журналиста?
– Он был человек парадоксальный – внутри очень зрелый, умный, думающий, растущий на хороших духовных скоростях, а внешне он был отчаянно моложав, и ему доставались роли мальчиков, юношей, он, конечно, все это играл, но это было не то, что ему было нужно. Поэтому я не удивилась, когда он стал писать критические статьи, потом занялся журналистикой. Он был очень способный человек. И когда он в 90-е годы пошел работать в "Час пик", это было хорошо и правильно – человек нашел свою дорогу и в рекордные сроки оправдал свой переход, он чувствовал текст, как собственное тело. Он моментально различал правильного автора, который будет делать увлекательные тексты, и сразу вел его в газету. Он сделал лучший отдел культуры в городе, эту газету расхватывали, она была газетой влияния в те 11 лет, которые он там работал. Он ценил слово, как собственную жизнь – да оно и было его жизнью.
Литературный критик Никита Елисеев вспоминает, что он никогда не встречал такого жесткого, даже свирепого редактора, как Дмитрий Циликин.
– Я написал статью "Новый сентиментализм" про одного писателя, получившего литературную премию в 25 тысяч долларов, тогда я был дурак и им восхищался. Дима сказал: "Знаете, Никита Львович, вы просто утопили читателя в своих восторгах, а потом вы этого писателя цитируете, и это очень хорошо – читатель вроде меня понимает, что читать его он будет только по решению суда".
Анна Алексахина вспоминает выдуманного Дмитрием Циликиным персонажа Авдотью Глинку, от имени которой он вел раздел ресторанной критики.
– Авдотья шлялась по ресторанам, и он ее впечатления записывал. Он же и сам был фантастическим кулинаром, то есть человеком уникальным во всем. У нас была очень крепкая внутренняя связь, и наш внутренний диалог во мне до сих пор продолжается. Он ходил на все мои спектакли, а однажды пришел туда с человеком, который потом стал моим мужем. А потом он очень подружился с нашей дочкой, ездил уже к ней на спектакли.
Татьяна Москвина вспоминает, как она ходила к Дмитрию Циликину в "Петербургский Час пик".
– Я поднималась по лестнице, у него там была комнатка. Однажды он говорит: "Мы можем заплатить по бартеру". Это же 90-е годы, гонораров нет. И вот он говорит: "За статью о Ренате Литвиновой и Олеге Меншикове у нас есть фен и утюг. Так со мной и расплатились – наверное, фен был за Литвинову, а утюг за Меньшикова". А последним всплеском такого подробного и тщательного отношения к культуре, которого сегодня уже нет, был наш с ним журнал "Время культуры. Петербург", выходивший с 2013 по 2016 год, там он публиковал большие хорошие статьи, актерские портреты, парадоксальные иронические разборы модных режиссеров, эссе. Я помню, он написал в рубрику "Культура в квартире" великолепное эссе о фикусе – растении сначала модном, потом ставшем символом мещанства, и кто как к нему относился, и что у него тоже есть зеленый друг. Там собрались блестящие авторы, умеющие находить интересные темы. Со смертью Димы у меня резко прекратились силы, чтобы продолжать этот журнал.
Друзья вспоминают, что Циликин всегда жил скромно и рассчитывал на свои средства.
– Помню, в 2003 году возникла "Петербургская линия" – собрание журналистов, решивших сопротивляться грубому продавливанию Валентины Матвиенко на должность губернатора. Там были и Виктор Топоров, и Самуил Лурье, и Даня Коцюбинский, и много интересных и причудливых личностей. И однажды после такой встречи мы с Димой пошли на рынок, и он купил пучок укропа и 300 граммов чернослива. Это много сказало мне о его быте. Он очень внимательно относился к своему телу, у него дома был станок, как у балетных, он все время занимался и был строен. Хотя в его жизни были элементы хаоса и страстей, но преобладала строгость, чистота и аккуратность, – рассказывает Москвина. – Помню, как он держит подбородок немного вверх, и если ему что-то не нравится, смотрит "медным" взглядом. Он мог отбрить одной фразой назойливого собеседника, мог назвать какого-нибудь политика или деятеля искусства "предводителем стада павлинов" – и все становилось ясно. Он был представитель разума, здравого смысла, интеллекта, любил говорить, что "в борьбе с безумием все средства хороши".
Анна Алексахина тоже не может примириться со смертью Дмитрия Циликина.
– Это случилось дома, а он так любил свой дом, всегда говорил – случайных людей тут не бывает. Как он всегда готовился к своим суаре, подбирал гостей. Мне он говорил: "Если бы не эта квартира, я вообще не знаю, как бы я жил". Мне казалось – как и ему, наверное, что это его крепость, и надо же, как все трагически обернулось.
Никита Елисеев винит в гибели Циликина откровенную гомофобскую пропаганду, процветающую в российском обществе.
Там лежал охотничий нож, и я подумал, что это какой-то мрачный знак
– Она и привела к такому страшному концу одного из самых талантливых журналистов и литераторов Петербурга, – говорит Елисеев. – Я вот о чем думаю: то, что он гей, было видно сразу, но разве это важно? Главным для него была музыка, литература – и вот именно с ним было сделано такое зверство. Я довольно часто бываю на его могиле, и однажды увидел там страшную вещь: там лежал охотничий нож, и я подумал, что это какой-то мрачный знак, это было очень неприятно.
Максим Оленичев убежден, что в отношении Дмитрия Циликина было совершено преступление по мотивам ненависти. И у следствия, и суда была возможность этот мотив исследовать и учесть, но этого не произошло.
– Это говорит о том, что государству гораздо выгоднее рассматривать такие преступления как обычные грабежи и убийства, только бы не видеть то положение, в котором оказываются представители ЛГБТ, – говорит юрист. – Такие дела расследуют под копирку – якобы внезапно возникшие негативные отношения на бытовой почве, хотя сам преступник неоднократно заявлял и в СМИ, и на процессе, что он убил Дмитрия именно по мотивам ненависти, но его слова так и не были учтены. Мотив ненависти у нас учитывается в новом Уголовном кодексе уже почти 25 лет, но в отношении ЛГБТ он применяется крайне редко. По практике ЛГБТ-группы "Выход" в Петербурге этот мотив в судебных делах вообще не применялся. Три года назад в Пермском крае произошло нападение на гомосексуальных мужчин, выходивших из ночного клуба, и тогда суд учел мотив ненависти как отягчающее обстоятельство. Но в других случаях добиться этого практически невозможно – такое впечатление, что стоит некая стена. Уровень гомофобии у нас достаточно высок, но если будут признавать мотив ненависти в преступлениях против ЛГБТ, то пойдет вал таких дел. В обществе есть стигматизация ЛГБТ-людей, но государство делает вид, что не замечает этого и придумывает дополнительные ограничения, принимая закон о "гей-пропаганде".
