Ссылки для упрощенного доступа

"Это по сути тюрьма". Зачем общественный контроль в психоневрологических интернатах


Депутаты Государственной думы сочли, что Служба защиты прав людей с психическими нарушениями должна быть закрыта. Для этого они внесли поправки в Закон "Об оказании психиатрической помощи", убрав статью 38. Депутат Госдумы, зампред комитета по охране здоровья Сергей Леонов сообщил, что эта статья не работала 30 лет. Так ли это на самом деле, разбиралась корреспондент Север.Реалии.

На заседание комитета Госдумы, посвященное поправкам в Закон "Об оказании психиатрической помощи", пришли общественники во главе с руководителем Центра паллиативной помощи Нютой Федермессер, которые передали депутатам обращение к президенту Владимиру Путину. В нем они просили не вносить поправки, уничтожающие возможность создания на местах обязательных независимых служб защиты прав пациентов с психическими расстройствами. Под обращением свои подписи поставили 67 НКО и 32 тысячи граждан. Но это не убедило депутатов.

Марина (имя изменено. – СР) – психолог, она много лет проработала волонтером в психоневрологических интернатах и хорошо знакома с системой ПНИ и с пилотным проектом Службы защиты прав. Она бывала и в Нижнем Новгороде и считает большим достижением Службу защиты прав проживающих в ПНИ людей, созданную там полтора года назад при поддержке местных властей и в соответствии с ныне отмененной 38-й статьей Закона "О психиатрической помощи" – той самой, которая, по словам депутатов, не работает 30 лет.

– Важно, что представители Службы защиты имели право в любое время посещать клиентов учреждения без согласия администрации интерната. Грубо говоря, если ночью звонят проживающие в интернате и говорят: "У Васи отобрали телефон и закрыли в изоляторе, помогите", то представители Службы могут выехать, начать разбираться и вызволять Васю.

Служба нередко выезжала также на звонки по поводу содержания людей в изоляторах, которые есть в ПНИ, и вступала в переговоры с директорами интернатов, чтобы людей выпустили оттуда.

А почему вообще их там закрывают, что это за практика?

Это по сути тюрьма, пенитенциарная система. Ведь чаще всего закрывают не из-за буйного поведения – тогда они предпочитают уколоть и в больницу отвезти. А в изоляторы закрывают в целях наказания. К примеру, если ты вечером после отбоя вышел покурить, бутылку пива пронес на территорию, причем как такового пьянства там нет, но вот такое – пронес-выпил – это уже повод закрыть, или если ругнулся матом на сотрудника.

А какие в изоляторах условия?

– Ведро для оправки и железная койка, даже не всегда окно бывает в бетонном мешке. Максимум два предмета – койка и ведро. Закрыть могут на несколько суток, на неделю и больше. Мы в разных интернатах находили скрытые комнаты, где человек просто живет. Вот я помню – в одном южном интернате маленькая дверь на замочке. Ее открываем – и на нас поток тараканов бежит. А в комнатке бабулька сидит – лавка, ведро, маленькое окошечко. Она там живет просто – они ее туда закрывают, потому что она неудобная, мешает – подворовывает, у нее потеряна ориентация в пространстве. Она никому не нужна, в интернате стесненные условии – это бывшая пожарная часть, там койки по кругу поставлены, тесно, а бабулька – неудобная подопечная. И она в этой кладовке с тараканами в принципе живет – вот такие условия изолятора. Запирается эта каморка на железный замок, и мы эту бабульку там нашли, разломали дверь. Года три назад это было.

По словам Марины, Службе удавалось не только вызволить человека из изолятора, но и воздействовать на руководство интерната.

– Выявляется случай, заявляется, что это грубое нарушение прав проживающих. Например, в одном интернате Служба увидела, что двери в палаты очень мощные, на них внешние замки висят. Служба заявила, что это неприемлемо, надо демонтировать такие двери и поставить нормальные, как в обычных санаториях, больницах, обеспечить режим взаимодействия с проживающими, и снаружи людей не запирать. Директор либо прислушивается и принимает меры, либо нет. И вот тогда уже прокуратура. Этот случай реальный – частный предприниматель выкупил пансионат, туда направили 300–400 человек из государственного интерната в рамках разукрупнения огромных ПНИ. А он нанял охранников из частных охранных компаний. И вот они с рациями в своей черной форме ходят по коридорам, а люди сидят под замками. Да, в палатах два человека, не восемь, но выйти в коридор невозможно, реальная тюрьма. Оттуда было много жалоб. Людям же при переводе из ПНИ пообещали хорошие условия, а они приехали, увидели там тюрьму и запросились назад. Мы помогали им через местное министерство соцзащиты обратно в ПНИ вернуться. А на это учреждение были жалобы, была прокурорская проверка.

Случаев вопиющего нарушения прав людей, проживающих в ПНИ, очень много.

– Вообще бывает, что забывают людей в изоляторах. Бывают суициды, когда людей запирают или насильно переводят из интерната в интернат. Я помню случай, когда человек стал калекой. Это частая довольно история в интернатах, когда по какой-то причине решают перераспределить людей и выбирают рандомно. И тогда часть проживающих погружают в автобус и без объяснения, куда и кого везут, просто переселяют в другое место. Я узнала историю одного мужчины в интернате: ему сказали, что надо переселяться, а у него в соседнем корпусе – женщина, то есть они пара. Он не хотел уезжать и спрятался. Когда приехали люди с автобусами, он вылез в окно и держался на водосточной трубе, чтобы его не нашли. Он сорвался, сломал ногу, его толком не лечили, нога осталась покореженной, он ходить нормально уже не мог, но в интернате его оставили, не повезли никуда.

А будь в досягаемости Служба защиты прав, он мог бы позвонить и пожаловаться, или его друзья могли бы сообщить о том, что ему грозит, и такой драмы бы не произошло.

А как вообще распространялась информация о Службе защиты прав?

– Они по графику проехали по всем интернатам, раздавали информацию о себе – это тоже была часть контракта – что на всех стендах висят телефоны, и это работает. Бывает, что телефоны отбирают или людей репрессируют за то, что они позвонили и пожаловались. Но обычно у кого-то все же телефон оказывается, они договариваются и звонят, если кому-то совсем плохо.

Проект в Нижегородской области был пилотным, этот опыт хотели распространить в других регионах, в том числе в Петербурге.

– В Петербурге были готовы воспроизвести эту модель – в Дорожную карту реформирования интернатов, находящуюся сейчас в стадии утверждения, занесена разработка концепции Службы защиты прав. И логично, что все модельные документы и механизмы действия из Нижнего Новгорода были бы предоставлены. А теперь, я думаю, что в Дорожной карте с радостью без этого всего обойдутся. Они не обязаны это делать, – предполагает Марина.

– Почему Нюте Федермессер не удалось с ее авторитетом убедить депутатов?

– Это политическое решение. Самое тяжелое и дурацкое в этом законе, что они решили упразднить единственный инструмент независимого контроля. Видимо, сейчас не то время, когда власть заинтересована в открытости организаций психиатрического и психоневрологического профилей, а наличие Службы защиты прав обеспечивает реальную открытость. Ведь подавляющее большинство учреждений сейчас живут спокойно: они в отдаленных местах – в лесах, в полях, никому ничего не надо, ведь туда не добраться, и там просто царство директора ПНИ. Он все решает за забором, а что люди больные психически, сложные – так поэтому никого и не удивляет повышенная смертность. И не будут теперь сюда ездить какие-то люди, которые будут видеть, что в маленьком царстве происходит, что-то расследовать, кого-то защищать.

В Петербурге почти 30 лет работает благотворительная общественная организация "Перспективы", помогающая детям и молодым людям с тяжелой множественной инвалидностью, живущим в семьях и психоневрологических интернатах. "Перспективы" опубликовали свою позицию о принятии депутатами Госдумы законопроекта, изменяющего Закон "Об оказании психиатрической помощи":

"Уже много лет, помогая людям с психическими особенностями в интернатах, мы понимаем: когда людям некуда пожаловаться, или нет рядом кого-то независимого, кто заметит, как нарушаются права безмолвных жителей учреждений, игнорировать в отношении них нормы закона не составляет труда. Также Закон ставит выписку человека из ПНИ в зависимость от заключения врача-психиатра о способности человека проживать самостоятельно – или от наличия лица, которое готово за ним ухаживать. Таким образом, не учитывается возможность проживания человека с ментальными нарушениями дома, в квартирах и домах сопровождаемого проживания", – говорится в обращении.

Сотрудники "Перспектив" считают неприемлемой оставленную неизменной статью 30 закона, в которой говорится о мерах физического стеснения и изоляции: "Несмотря на то что в действующей редакции она запрещает использовать их в ПНИ, а разрешает применять в исключительных случаях только в психиатрических больницах, часто на практике администрации интернатов трактуют её иначе. Поэтому общественные организации настаивали на включении в закон прямого запрета на эти действия в отношении жителей ПНИ.

Мы уверены: закон в принятом виде недопустим. И будем продолжать вместе с коллегами и партнерами из других НКО, родительским сообществом говорить об этом в разных инстанциях. Разъяснять, почему важно сделать всё, чтобы служба защиты прав, пример успешной работы которой мы видим в Нижегородской области, появилась в масштабах всей страны".

Кинорежиссер Любовь Аркус, основательница фонда "Антон тут рядом", много лет работающего в Петербурге с аутистами, тоже считает, что принимать такой закон было нельзя.

– Мы надеялись, нам давали обещания, у министра труда и соцзащиты под сукном лежала совершенно разработанная реформа ПНИ. И сначала они, вместо этой реформы, стали опять строить эти огромные концлагеря на тысячу мест, – возмущается Люба Аркус. – А теперь вот этот закон о психиатрической помощи, совершенно людоедский, то есть было плохо, а стало еще в сто раз хуже, потому что убрана 38-я статья по поводу создания Службы защиты прав, хоть какой-то инстанции, куда можно обращаться в случае чего. Зато узаконили изоляцию, узаконили, что только директор интерната имеет право отпустить инвалида из интерната. Если он этого не сделает, это нигде нельзя оспорить.

Закон в новой редакции Люба Аркус называет "полным рабством и издевательством над человеческим достоинством".

Психолог, социолог, автор исследования "Нормативность и насилие. Психоневрологические интернаты в России" Леонид Цой считает, что принятие скандального законопроекта имеет по своей сути антиправовой характер.

– Этот закон ведет к ухудшению прав, реальных жизненных условий, физического и ментального здоровья граждан, иными словами, нарушает права человека. Ситуация в закрытых психиатрических и психоневрологических учреждениях сегодня такова, что Российская Федерация, а также сотрудники этих учреждений должны предстать перед международным судом. Люди живут в скотских барачных условиях, не имеют доступа к медицинской помощи, часто недостаточно обеспечены едой и даже питьевой водой, СМИ уже не раз фиксировали случаи голодных смертей в детских и взрослых психоневрологических учреждениях, принудительную стерилизацию женщин и прочие бесчеловечные практики. НКО в ограниченном объеме могли влиять на ситуацию, точечно помогая некоторым людям. Также НКО способствовали огласке и освещению ситуации в этих учреждениях, и видимо, против этой огласки, которая демонстрирует неприглядную фашизоидную физиономию Российской Федерации, этот "закон" и направлен.

Леонид Цой говорит, что жители ПНИ сегодня вообще исключены из правовых отношений, включая право на жизнь.

– То есть по факту их можно убивать и пытать без последствий для преступников, если это происходит с санкции или при попустительстве руководства.

Есть также предположение, что новый закон намеренно делает психоневрологические учреждения более закрытыми, чтобы скрыть количество и состояние многочисленных инвалидов войны, многие из которых попадут в ПНИ, вернувшись с украинских фронтов:

"… туда будут попадать люди после СВО – с тяжелыми психологическими и физическими травмами, контузиями. … Сегодня это все засекречено. Но … мы знаем, что те травмы, которые ими получены, сделают для многих семей невозможным постоянный уход за ними. И скоро эти семьи окажутся перед выбором: или поставить крест на жизни всей семьи, или передать близкого в интернатное учреждение. … Таким образом, мы возвращаемся к системе изоляции калек, реализованной в СССР после Второй мировой войны, – когда всех тяжело раненных, с ампутированными конечностями, переселяли на Валаам и Соловки, чтобы они не "портили" нарядный вид городов и чтобы масштаб катастрофы не был столь очевидным".

В материале использованы работы художника Алексея Сахнова, проживающего в ПНИ №3. Его работы неоднократно выставлялись в музеях Петербурга, издан каталог. Сахнов не говорит, с раннего детства живет в интернатах для людей с тяжелыми множественными нарушениями.

XS
SM
MD
LG