"При вскрытии все стало ясно". Родные осужденных массово идут в суды

В Калининграде семья судится с УФСИН из-за гибели женщины в колонии. Осужденная с ВИЧ, циррозом и гепатитом С не получала квалифицированной медицинской помощи. А когда ей стало совсем плохо, в больницу ее, бесчувственную уже, повезли в автозаке, прикованную наручниками. Корреспондент Север.Реалии выяснил, что сейчас в калининградских судах рассматриваются десятки дел от заключенных из-за неоказания медпомощи в местах лишения свободы.

В Центральном районном суде Калининграда слушается дело о смерти 42-летней Людмилы Орловой (фамилия изменена по просьбе родственников. – СР). Она умерла через сутки после экстренной госпитализации из колонии №4, где отбывала трехлетний срок за незаконное приобретение и хранение наркотиков. В сентябре 2018 года в больницу скорой медицинской помощи в Калининграде Орлову привезли в крайне тяжелом состоянии. До этого несколько дней она пролежала с кровотечением, постоянно теряла сознание, испытывала сильные боли, не могла внятно говорить и принимать пищу. В больнице Людмила впала в кому и через сутки скончалась.

– И только при вскрытии все стало ясно – ни в тюремной больнице, ни в колонии никто ее не обследовал и не лечил, – рассказывает глава калининградской общественной организации "Статус плюс" Светлана Просвирина. – Прочитав протокол вскрытия, я была потрясена, там вместо органов была каша внутри. За неделю с организмом не может такого произойти. Спайки, кровотечения, места живого нет.

Общественная организация "Статус плюс" объединяет людей, живущих с ВИЧ. В организацию Людмила обратилась за год до смерти с жалобой на отсутствие лечения.

– У Людмилы был ВИЧ, на его фоне активно прогрессировали сопутствующие заболевания: гепатит С в стадии цирроза печени, пневмония, почечные и бактериальные заболевания. Эти заболевания сегодня успешно лечатся – если их лечить. Однако полноценной, соответствующей стандартам лечения, медицинской помощи Людмила не получала, – уверена Просвирина. – Мы год ее сопровождали. Писали жалобы, собирали все справки из гражданских больниц, пересылали в УФСИН и МСЧ-39, но их там теряли. Мы обращались в прокуратуру, которая признала, что документы исчезли неизвестно куда. Людмила подавала на инвалидность, но ей отказывали.

"Все в порядке"

Летом 2018 года Орлову после многочисленных жалоб поместили в тюремную больницу ИК-8. Однако и здесь ее не лечили. Об этом она сама рассказывала своему бывшему мужу Андрею.

– Мы с ней общались по телефону. И она жаловалась, что в тюремной больнице никаких исследований не проводили, не лечили. И только за три последних дня взяли анализы, написали, что всё в порядке, и отправили обратно в ИК-4, – говорит Андрей.

В колонии Людмилу поместили в общий отряд, несмотря на ее ухудшающееся состояние и открывшееся кровотечение из носа и рта.

– Она не была изолирована от соотрядниц, охраны, как пациент, представляющий опасность для окружающих, – отмечает председатель Калининградского регионального отделения Лиги защитников пациентов Марина Шапошникова. – Судя по записям в амбулаторной карте, состояние Людмилы значительно ухудшилось уже к 5 сентября, были показания для экстренной госпитализации. Но врач ограничился назначением общих анализов мочи и крови да постельным режимом. Если бы 5 сентября была организована госпитализация в БСМП, шансы на жизнь были бы.

По словам Шапошниковой, вместо 20 минут – столько должна ехать скорая при наличии угрозы жизни пациента – госпитализация Людмилы заняла пять часов.

– Через три часа только был собран конвой, и только в 20 часов автозак выехал с территории учреждения. Анализ судебной практики показывает, что смерть осужденных нередка из-за долгого формирования конвоя, – говорит Шапошникова. – Мы направили обращения руководству ФСИН, уполномоченным по правам человека, в прокуратуру, Росздравнадзор, указывали на явные нарушения, которые стали причиной смерти осужденной и могут стать причиной других смертей.

– У Людмилы было предельное давление, 70 на 50. А они пять часов оформляли ее. И потом везли в автозаке с пятью охранниками, на стуле. А она уже не могла сидеть, ее приковали наручниками. Но это же не двухметровый бандит, – говорит защитник Олег Гавриш.

Сегодня правозащитники представляют в суде интересы сына Людмилы. Он пытается взыскать с УФСИН компенсацию морального вреда за гибель матери – по одному миллиону рублей с администрации ИК-4 и медико-санитарной части №39.

– Такое впечатление, что система эту женщину вычеркнула из жизни, – отмечает Шапошникова. – Есть ощущение дискриминационного отношения к осужденным. Сейчас сторона ответчика повторно ходатайствует об опросе сына Людмилы в суде на предмет доказывания моральных страданий, им испытываемых. Ответчика поддерживают и прокуратура, судья. Получается, для них нужно доказывать, что такое мать для сына.

– По поведению судьи я вижу, что уже суды относятся к ней с явным пренебрежением. Но она уже была наказана, ей должна была быть оказана необходимая помощь. Это издевательство по отношению к человеку, – считает Гавриш.

Не подлежит освобождению

Людмила была осуждена на три года за незаконное приобретение и хранение наркотиков по статье 228.2 УК РФ. В местах лишения свободы она оказалась не в первый раз.

– Через полгода после рождения сына она начала баловаться наркотиками втихаря. Потом уже не могла сдержаться, – рассказывает ее супруг Андрей. – Несколько раз пытались лечиться, но каждый раз срывалась. Первый раз она сидела за грабеж, потом за наркотики. Но вообще очень тяготилась в колонии, говорила, больше нет сил сидеть. Ждала, когда домой, собиралась покончить с наркотиками окончательно.

Через общественников весной 2018 года Людмила пыталась добиться досрочного освобождения – закон предусматривает такую возможность, если у заключенного ряд неизлечимых заболеваний в терминальной стадии. Но суд Зеленоградского района в освобождении ей отказал.

– Специальная медицинская комиссия МСЧ-39 признала ее здоровой, не подлежащей освобождению. Коллизия в том, что ее признали здоровой именно по тем заболеваниям, от которых через месяц она умерла. Сейчас суды часто проходят без участия осужденных. Судья не видит, в каком состоянии человек, выносит решение по бумагам. А то, что бумаги подписывают рентгенологи, стоматологи, врачи далекие от инфекционных заболеваний, суд не волнует, – отмечает Просвирина.

В 2019 году Росздравнадзор по обращению правозащитников провел внеплановую проверку в медико-санитарной части №39 (результаты проверки есть в распоряжении Север.Реалии). Она показала, что осужденная в тюремной больнице ни разу не была осмотрена врачом-инфекционистом, а в терапевтическом отделении, куда она была госпитализирована, отсутствует необходимое оборудование.

В медсанчасти свою вину не признали. Но мировой судья Центрального района постановил, что было совершено административное нарушение, и вынес учреждению предупреждение.

– Тюремные врачи МСЧ-39 по смерти Люды все отрицают, мол, мы сделали что могли. Это неправда! – утверждает Просвирина. – Неделей раньше увезли бы, она была бы жива. Некому было даже выслушать ее жалобы. Халатное отношение, равнодушие, попрание всех этических норм.

– Мы изучали медицинскую документацию и не нашли ни одного подтверждения, что кто-либо из врачей был вызван для ее обследования. Даже нет консультаций врачей Центра СПИД и инфекционной больницы, где она регулярно наблюдалась и лечилась стационарно. Очень много вопросов по порядкам, стандартам и клиническим рекомендациям, по заполнению медицинской документации, имеется ряд несоответствий, которые трудно принять за техническую ошибку, – перечисляет Шапошникова.

По ее словам, в декабре будет назначена судебно-медицинская экспертиза, чтобы доказать, что осужденная погибла из-за дефектов при оказании ей медицинской помощи сотрудниками УФСИН.

"Бардак приводит к смерти"

В мировом суде Центрального района Калининграда около тридцати подобных дел. Часть из них закончилась вынесением предупреждений в адрес УФСИН. Осужденные и их близкие жалуются на отсутствие специалистов – врачей-инфекционистов, эндокринологов и на неоказание необходимой медпомощи.

– К медсанчасти масса претензий, связанных с качеством медобслуживания, – говорит Олег Гавриш. – Пишут и сидельцы, и бывшие заключенные. То медпомощь не оказывали, то не было инструментов. А врачи-нарушители затирают данные, рисуют новые. Это практика, которая сложилась повсеместно в медучреждениях, не только пенитенциарной системы. Но бардак приводит к смерти. А в УФСИН еще проще, это закрытая система. Нужно открыть доступ к этим сведениям, тогда общественность хоть что-то может сделать.

Однако в большинстве случаев заключенные боятся идти в суды, опасаясь последствий. За жалобой может последовать штрафной изолятор – всегда найдется повод, хоть за расстегнутую пуговицу.

– Зэки боятся идти в суды. Мы с большим трудом нашли двух свидетелей по делу Людмилы. Это те женщины, которые были с ней в одном отряде, видели ее состояние, слышали, как она кричали от боли. И то судья отказалась их заслушивать, сказала, что этого не требуется. Отсутствие свидетельских показаний косвенно подтверждает, что нам мешают, – отмечает Гавриш.

Одна из женщин, бывшая свидетельницей мучений Людмилы, тоже серьезно больна и должна находиться на диспансерном наблюдении по онкологии, но с обследованием и лечением большие проблемы.

– У нее была начальная стадия онкологии, которую еще можно было лечить с помощью лучевой или химиотерапии. А ей просто вырезали все детородные органы и на второй день увезли в колонию, – говорит Просвирина. – Теперь у нее уже в печени новообразования, но никто не планирует ее обследовать. Ни разу за два года не взяли анализы на онкомаркеры. По закону ее должны были освободить, а освобождать ее не хотят, – отмечает правозащитница.

По словам Просвириной, эта осужденная после освобождения намерена подавать в суд на МСЧ-39 за неоказание полноценной медицинской помощи. Как и заключенный одной из калининградских колоний с сахарным диабетом.

– Ему уже за 50, сидит за уличную драку. И лечение диабета в тюрьме – это огромная проблема. Эндокринологов в системе нет. В гражданскую больницу его вывозили только один раз за два года, когда он уже замучил всех своими жалобами и обращениями. У него на ногах прогрессируют диабетические язвы, это может закончиться ампутацией. И он тоже подавал документы на освобождение, но суд постановил, что нет, может сидеть, – рассказывает Просвирина.

Его жена Ирина рассказала, что сейчас состояние ее мужа с каждым днем ухудшается, однако схема лечения вызывает вопросы.

– До того, как его арестовали, он получал правильное лечение от диабета. В колонии начал сахар прыгать, его вывезли на вольную больницу. Врач назначил лечение, но у УФСИН таких препаратов нет. Ему заменили непонятно чем, дали свою схему лечения. И ситуация ухудшается. Я пыталась получить препараты в поликлинике, а они сказали, что если он под УФСИН, то они и должны обеспечивать, – говорит Ирина.

По ее словам, за год пребывания в колонии у мужа появились язвы на ногах. Инсулин ему теперь приходится колоть по 4–5 раз в день.

– В медико-санитарной части ему говорят что-то из серии: мы вас сюда не приглашали. Конечно, все это в устной форме. А в письменной указывают, что все лечение предоставляется. Сейчас хоть стали выдавать тест-полоски, а в прошлом году и их не было. Один раз у него уже приступ был, видимо, сахар повысился, он в обморок упал. Только после этого они забегали, – рассказывает Ирина. После освобождения ее муж намерен подать иск против МСЧ-39 из-за отсутствия необходимой медпомощи.

Жаловаться некому

Последние годы в медицине, в том числе в системе УФСИН, сокращают кадры, снижают зарплаты, уменьшается финансирование.

– Это системная проблема. Разделили кадровый состав, медицинский персонал, который раньше был причислен к системе УФСИН, а теперь относится к МСЧ. Развели потоки финансирования, сотрудников лишили льгот, выслуги, что привело к колоссальному оттоку кадров. В 2018 году в системе УФСИН не было врача-инфекциониста. Но там есть же люди с запущенными стадиями ВИЧ-инфекции, те, у кого специальная терапия перестает работать. И им вообще теперь не к кому обратиться. Людмила попала как раз в этот период, когда и пожаловаться было некому. Очень многие ВИЧ-инфицированные осужденные и их родственники нам тогда звонили, просили помощи, – вспоминает Просвирина.

– Состояние здравоохранения в системе УФСИН значительно ухудшилось с тех времен, когда у медиков были погоны, а их зарплаты превышали доход врачей в муниципальных больницах. Очень остро стоит вопрос кадрового голода, финансирования, – говорит Шапошникова. – Иначе бы осужденных консультировали врачи из государственных и частных клиник. И на лекарствах бы не экономили, и автомобили скорой помощи закупали.

По словам Просвириной, в Европейском суде по правам человека неоказание надлежащей медпомощи заключенным при тяжелых заболеваниях, угрожающих жизни, приравнивается к пыткам. И заключенные из России обращаются в ЕСПЧ, чтобы защитить свои права.

– Подобные ситуации происходят по всей стране. В Тюмени человек добился – ЕСПЧ присудил ему компенсацию за неоказание медицинской помощи – у него на фоне ВИЧ развился туберкулез. Россия выплатила ему деньги, но при этом оставила сидеть. России легче заплатить, чем решать системные проблемы, – говорит Просвирина. – В наших случаях по медицине мы, конечно же, видим, что никто не планирует целенаправленно убивать больных осужденных, в конце концов, система тоже отвечает за смертность. Понятно, у них дефицит медицинских кадров, нет денег, нет конвоя. Но жизнь осужденных полностью в их руках. Да, они – преступники. Но их не обрекали на пытки, не приговаривали к смертной казни. И наша цель – сделать так, чтобы люди не умирали просто так, потому что нет компетентного специалиста, конвоя, денег или просто потому что всем всё равно: одним заключенным больше – одним меньше.