Московский районный суд Санкт-Петербурга оштрафовал на 30 тысяч известного в городе филателиста и руководителя международной компании "Петерстэмпс" (старое название "Марки Петербурга") Олега Владимирского, признав его виновным в "дискредитации" российской армии. Поводом для этого стал пост о выпуске Укрпочтой марки с граффити "ПТН ПНХ!" известного уличного художника Бэнкси.
"Изоляция от всего мира, военное поражение, инфляция, жертвы и общественные волнения, падение уровня жизни, здравоохранения, образования – неполный список наиболее значимых потрясений для агрессора, развязавшего войну против соседней, когда-то родственной дружелюбной страны, отношения с которой придётся восстанавливать поколениями, – написано в ставшей поводом для протокола публикации Владимирского в соцсети. – Как аудитория пропагандистских останкинских телеканалов будет жить дальше, ощутит ли хотя бы каплю вины, то есть ответственности, непонятно. Ясно одно, им жить с этим адом в душе, с ним и умирать".
Параллельно в Центр по противодействию экстремизму МВД поступили доносы на онлайн-магазин марок "Петерстэмпс" из-за "финансирования владельцами ресурса нацистского режима Украины".
Об этом административном деле, новой волне российских мигрантов и том, как изменился с началом войны рынок филателии в России, Олег Владимирский рассказал корреспонденту Север.Реалии. Сам коллекционер и бизнесмен живет в Финляндии.
– Правоохранительные органы прекрасно знают, что вы давно не в России и вряд ли вернетесь в ближайшее время. Тогда зачем нужно было это дело и неисполнимое постановление суда? Просто поступил донос и не могли его не отработать?
– На самом деле это не первое дело в отношении меня. Знаю, что и доносов было немало – некоторые доносчики не скрывали и даже бахвалились этим. Пусть направление филателии совершенно крохотный и малозаметный в масштабах страны бизнес, но здесь также есть конкуренция, и как компания, занимавшая многие годы на рынке лидирующие позиции, мы могли раздражать конкурентов. Те из них, кто активно придерживается пропутинской позиции и поддерживает войну, воспользовались таким инструментом для давления – чтобы совершенно закрыли бизнес и русскоязычный онлайн-магазин.
Действительно, я давно не живу в России и с меня, в принципе, взять нечего. Но еще прошлой зимой по одному из доносов по бывшему адресу регистрации в полночь, как в 30-е годы, приехал воронок с группой силовиков. Тогда поступило заявление на антивоенные посты моей страницы во "ВКонтакте". В результате ее заблокировали по решению суда.
Наконец, немаловажный момент: у каждого сотрудника правоохранительных органов в сегодняшней России есть желание выслужиться, поступив не только согласно инструкции, но и в соответствии с пропагандистскими установками.
– В 2022 году страну захлестнула волна доносов. Их пишут на коллег, ученики на педагогов и, наоборот, соседей по столикам в ресторане, случайных прохожих. Почему ситуация с "четырьмя миллионами доносов" повторяется?
– Это началось сто лет назад, в 1922 году. Когда жизнь в Отечестве благодаря большевистскому перевороту переменилась и власть получил пролетариат. Тогда страна начала превращаться в один большой лагерь с несколькими сегментами – условным строгим режимом и даже штрафным изолятором, общим для миллионов обычных советских людей и привилегированным для номенклатуры. Она тоже была в лагере, пусть и с золотой колючей проволокой.
К сожалению, полноценного и зрелого общества в России нет уже как столетие. Это проявляется в том, что у населения нет ответственности – ни гражданской, ни политической, ни в общечеловеческом смысле. Именно поэтому слово "свобода" россияне воспринимают как негативное или даже ругательное либо путают его со вседозволенностью. И сейчас люди с таким лагерным мышлением выдохнули: ура, у нас вообще нет никакой ответственности, мы поступаем в полное подчинение к тому, кто все за нас решит. Следствием этого стала волна доносов.
Потому что в природе раба, а несколько поколений в стране выросли с рабским сознанием, всегда присутствуют стремление избегать ответственности за свою жизнь и поступки, и постоянный поиск выгоды самым легким путем. Через донос получить условную дополнительную пайку или продемонстрировать лояльность "гражданину начальнику" всегда легче.
– Прошлый год – это еще и год массовой эмиграции из России. По самым разным направлениям – от Аргентины до Грузии. Как человек, давно живущий за рубежом, увидели ли вы отличия в этой волне релокантов от мигрантов прошлых лет?
– Я живу в Финляндии, но параллельно много путешествую по миру. Только за последний месяц побывал в шести странах и часто сталкиваюсь там с соотечественниками.
Во-первых, довольно много русскоязычных не собирались никуда эмигрировать, они не были готовы к этому. Встречаясь с соотечественниками, особенно москвичами, я видел растерянность и непонимание. Второе – проживая в России и даже имея возможность путешествовать по миру, многие не понимали, как организована жизнь на Западе. У них были иллюзии на этот счет. То, что здесь все по-другому, некоторых эмигрантов порадовало, но большинство, особенно имеющие определенные финансовые ресурсы, поняли, что им трудно жить и адаптироваться к новым условиям.
Следующее – иллюзия "мы когда-нибудь вернемся". Оказавшись в сложной ситуации, человек склонен придумать полусказку и жить в ней. Они как за соломинку хватаются: когда-то это в России закончится, мы вернемся в некую прекрасную страну, где сможем жить лучше. Боюсь, что этой иллюзией эмигранты будут жить еще долго. Так же как сто лет назад поколение "философского парохода" верило, что советская власть со дня на день рухнет, потому что такая уродливая конструкция общества существовать не может.
– Война поменяла все сферы жизни россиян. Как она отразилась на рынке филателии в стране?
– Как и практически любое другое направление бизнеса, он стал закрываться от внешнего мира, сводя контакты к необходимому минимуму. Рынок становится все больше и больше внутренним.
Я застал старших коллег, собиравших марки в брежневские, хрущевские и даже сталинские времена. Тогда советский коллекционер, если очень хотел купить марки США, Великобритании или даже фашистской Германии, находил возможность сделать это. С большими затратами, крайне сложно, но доставал необходимые экземпляры. В сегодняшней России иностранные марки купить еще можно, но с каждым месяцем все сложнее и сложнее.
– Вы верите, что сможете вернуться в Петербург?
– Я верю в Бога. Что касается возвращения в Петербург… Я рос как типичный ленинградский школьник, окончил здесь университет и очень люблю город. Тот город, которого давно уже нет. С того момента, когда я хорошо знал и чувствовал Петербург, прошло много времени, в последние приезды ощущалось, что я здесь чужой. Конечно, не турист в родном городе, но уже и не житель.
Это может звучать странно, но больше года я не называю Петербург Петербургом. Он стал для меня снова Ленинградом. Было ощущение, что новый Петербург, вернувший в начале 90-х свое имя, становится все меньше и меньше, сжимаясь до границ культурного центра. Сперва вокруг него выросло шлакоблочное советское кольцо, потом путинское ипотечное кольцо. Петербург оказался в блокаде шлакоблочного Ленинграда, его уже почти не осталось.
Ностальгия, желание посетить двор детства и знаковые места уже перегорели. Если теоретически предположить, что по щелчку могу оказаться на Дворцовой площади, то… сейчас и этого бы не хотел.
– Знаю, что вы также играете в рок-группе. Война расколола и российских музыкантов: многие не сочли для себя возможным жить в стране, которая бомбит украинские города, другие стали частью z-пропаганды. Персоналии в этих двух группах вас удивили?
– Для меня это не стало удивлением на уровне шока. Внимательно следя за российской рок-музыкой еще со времен Ленинградского рок-клуба, я понимал, кто гонится за популярностью, у кого разносторонний талант, кто гений, в конце концов, а кто на первое место ставит возможность выйти на сцену и выпендриться перед аудиторией.
В моей жизни было несколько действительно ярких моментов, один из которых – совершенно случайное общение с Борисом Гребенщиковым. Когда стало очевидно, что у такого человека и мысли не может возникнуть сотворить какую-нибудь дрянь. Если человек такого уровня, таланта и интеллекта сделает что-то плохое, а как живой человек он, безусловно, делает и плохое, то это происходит не специально. Поэтому он и не в числе артистов-пропагандистов. Выход на сцену в поддержку вождя – это все-таки осознанное действие и нравственный выбор. Ведь никто никого за язык не тянет. Здесь прямая зависимость между интеллектом и ответственностью.
Человек разумный, талантливый, способный на поступки может позволить гадость только в совершенно безвыходной ситуации. А нынешняя ситуация от безвыходной пока очень и очень далека.
- В марте 2022 года – сразу после начала военного вторжения России в Украину – в Кодекс об административных правонарушениях и Уголовный кодекс включили статьи "за публичные действия, направленные на дискредитацию использования Вооруженных сил в целях защиты интересов РФ". По ней грозит штраф от 30 до 50 тысяч рублей, при повторной "дискредитации" он вырастает до 100 тысяч рублей. Если будут составлены еще протоколы по этой статье, следователи могут завести уголовное дело – статья 280.3 предусматривает до пяти лет лишения свободы.
- Нескольких студентов исторического факультета Санкт-Петербургского университета отчислили из вуза из-за антивоенных высказываний. Об этом Север.Реалии сообщил один из отчисленных студентов. Точное количество отчисленных студентов неизвестно. Издание "Бумага" со ссылкой на источники сообщает, что было отчислено семь учащихся факультета, приказы об отчислении пришли электронным письмом. Еще трех человек вызвали на "встречу с проректором по воспитательной работе".
- Жительница города Няндома (Архангельская область) Юлия Железнякова отсудила у МВД 22,7 тысячи рублей за незаконное преследование из-за петиции против мобилизации. Железняковой удалось доказать, что протест против мобилизации "дискредитировать" войска не может, так как до зачисления в списки личного состава мобилизованный военным не считается.
