В Петербурге прощаются с писательницей, христианским философом, публицистом, диссиденткой, феминисткой, защитницей животных Татьяной Горичевой. В 1970-е годы она переписывалась с немецким философом Мартином Хайдеггером, вместе с поэтом Виктором Кривулиным издавала самиздатский религиозно-философский журнал "37", вела подпольный философский семинар. Она стояла у истоков зародившегося в Ленинграде феминизма, за что была выслана из страны. В последний период жизни боролась за бережное отношение к природе, за отказ от цивилизации потребления.
Текст: проект "Окно"
Татьяна Горичева умерла 23 сентября в Петербурге на 79 году жизни. О ее смерти сообщил литературовед, японист Александр Чанцев, который последний раз виделся с ней меньше месяца назад, когда навещал ее в больнице.
Во время этой встречи она вспоминала интервью, данное ему несколько лет назад. В нем есть такие слова: "Для меня… со-страдание – величайший крест и мука. Хоть знаю – в сострадании – все христианство! (Достоевский) Со-чувствие чужому страданию – благодатный крест. И так хотелось бы, – вторя Бердяеву, – чтобы сострадание было не пассивной мукой, а творческим актом…"
Татьяна Горичева родилась в 1947 году в Ленинграде, училась на философском факультете ЛГУ по специализации "современная буржуазная философия". В 26 лет пришла к христианству. В 1974 году в Москве на Всемирном гегелевском конгрессе она познакомилась с друзьями Хайдеггера и передала ему письмо, философ ответил, они стали переписываться. Однажды Хайдеггер прислал Горичевой свои стихи, ещё не опубликованные, она принесла их поэту Виктору Кривулину. Так они познакомились и вскоре поженились. В 1976-1981 годах Горичева с Кривулиным и Рудкевичем издавали самиздатский журнал "37", названный по номеру коммунальной квартиры, где жили Горичева Кривулин. Горичева была соредактором первого в стране независимого женского журнала "Женщина и Россия", затем журнала "Мария". В 1980 году ее выслали из СССР, 8 лет она жила в Германии и Франции, училась в католическом институте святого Георгия во Франкфурте-на-Майне, а в Париже – в Свято-Сергиевском Православном богословском институте и в Сорбонне, писала книги, ездила с выступлениями по Европе. В 1988 году вернулась в Ленинград, но продолжала выступать с лекциями по всему миру. Татьяна Горичева – автор многих книг о христианстве ("Новый град Китеж", "Православие и постмодернизм"), о феминизме ("Дочери Иова. Христианство и феминизм"), в последние годы она больше всего говорила и писала об экологии и защите животных ("Молчание животных", "Блажен, иже и скоты милует"), была вице-президентом Русско-французского общества защиты животных.
"Ее путь был уникальным"
Изучать западную философию и переписываться с Хайдеггером, живя в СССР в глухие 70-е, – это уже выглядит некоторым чудом. Однако поэт, переводчик, филолог, богослов Ольга Седакова замечает, в то время в Ленинграде и Москве, как ни удивительно, "была среда, где такие чудеса происходили".
– В системе, которая именуется тоталитарной, не все тотально. Были какие-то странные зоны, где могли возникнуть такие люди, как Татьяна Горичева или Сергей Аверинцев. Мне посчастливилось жить среди таких людей – каких не должно было быть. Горичева одна из первых, кто познакомил русскоязычного читателя с Хайдеггером, уже потом были лекции и переводы Бибихина. Я первый раз услышала и увидела его тексты от неё, эти переводы были самиздатской литературой. По её просьбе я перевела стихи Хайдеггера, которые были ей присланы. Не могу сказать, что горжусь этими переводами. Но и сами стихи – это просто не его. Во время ее хайдеггеровской эпохи они с Кривулиным, с их журналом и семинарами были центром общественной жизни, второй культуры. Я в этих семинарах участвовала только издалека.
Советский диссидент, правозащитник, бывший политзаключенный, историк неподцензурной литературы ленинградского андеграунда Вячеслав Долинин до высылки Горичевой из СССР участвовал в ее религиозно-философском семинаре. По его словам, там не было формального руководства, но неформальная ведущая роль принадлежала Горичевой, которая организовывала собрания, договаривалась с хозяевами помещений, приглашала докладчиков. Некоторые собрания проходили дома у Долинина на Шпалерной, 44-б, Горичева, как правило, их вела.
Долинин по-иному объясняет природу "чуда" Татьяны Горичевой, изучавшей западную философию при советской власти.
– КПСС вела идеологическую войну с Западом. В задачу идеологов входила "критика буржуазной философии". В рамках этой задачи (и только этой) разрешалось "буржуазную" философию изучать. Переписку с Хайдеггером Горичева вела через адресата в ГДР, который письма Татьяны пересылал в ФРГ Хайдеггеру. Так было безопаснее: переписка с ГДР контролировалась менее тщательно, чем с ФРГ.
По словам Ольги Седаковой, она познакомилась с Горичевой, когда та была "целиком в Хайдеггере", а потом наблюдала её православное обращение.
– Многие, переживавшие тогда такое обращение, отказывались от всех прежних интересов и любви. Но ее путь был уникальным. Не было такого: это всё было неправильно, теперь я знаю истину.
"Мы были счастливыми людьми, как никто"
Увлеченность философией сочеталась у Горичевой с бурной социальной активностью, одним из проявлений которой стал первый в СССР неподцензурный женский альманах "Женщина и Россия".
– Его появление оказалась для советских властей неприятной неожиданностью. – говорит Вячеслав Долинин, – Советская пропаганда старалась обходить вопросы, связанные с политическими правами в СССР. Доказать, что с этим у нас всё благополучно, было слишком сложно. Пропаганда делала упор на социальных правах, которые в Советском Союзе будто бы соблюдаются, и успешно воздействовала на умы западных левых. Альманах феминисток, писавших о пороках социальной сферы, подрывал тезисы советской пропаганды в самом уязвимом месте. Я прочёл самиздатский вариант альманаха в 1979 году. Самое страшное впечатление на меня произвела статья, посвящённая абортарию на Лермонтовском проспекте, прозванному "мясорубкой", – вспоминает Долинин.
В интервью 2014 года Горичева вспоминала, что люди ее круга мечтали быть мучениками. "В КГБ, когда меня арестовывали, я хохотала и пела акафисты, нагло себя вела. Когда на Западе я потом слышала, что "вы очень там страдаете, христиане… мне все эти печальные ноты было крайне странно слышать, потому что мы были счастливыми людьми, как никто".
Были у феминисток и антивоенные выступления, о которых мало кто знает. "Самое страшное, что мы сделали… для властей – мы стали писать, делать плакаты против войны в Афганистане. То есть слово "война" вообще не произносилось. Это была "братская помощь братскому народу – афганскому. Мы стали говорить: выбирайте, молодые люди, четыре года тюрьмы или убивать ни в чем неповинных детей, женщин, стариков в стране, которой вы совсем не знаете. И прятали молодежь где-то в лесах", - вспоминает Горичева.
Первый и единственный номер женского альманаха вышел в 1979 году, потом вместо него стал выходить журнал "Мария". КГБ охотился за ним, проводил обыски, сажал участниц женского движения в тюрьмы и психушки. Всего вышло пять номеров "Марии", а перед выходом шестого подготавливавшая его Наталия Лазарева была арестована и 4 года отсидела в Мордовском женском политическом лагере – по статье "Антисоветская агитация и пропаганда". 20 июля 1980 года, в первый день московской Олимпиады, Горичеву, и других редакторов Наталию Малаховскую и Татьяну Мамонову под угрозой тюрьмы выслали из России.
В изгнании Горичева явно скучала по дому, в своих дневниках она писала: "Где бы нас ни поселили, среди каких красот ни оказались бы мы, всё нам "не то"…. Ужас эмиграции для меня – в отсутствии крупного – крупных дел, крупного риска".
– Западные феминистки поначалу активно поддержали ленинградских, нашли им адвокатов, перевели альманах "Женщина и Россия" на многие языки. Но постепенно отношения охладились. Сказались различия в политических взглядах и в отношении к религии. В среде западных феминисток доминировали левые и атеистки, – говорит Вячеслав Долинин.
Ольга Седакова говорит, чтор феминизм Татьяны Горичевой не противопоставляет мужчин и женщин, не требует для женщин точно того же, что имеют мужчины.
– Этот феминизм, наоборот, подчеркивает, что у женщин есть свои возможности, которых нет у мужчин. А у нее во всем была религиозная составляющая, чего в феминизме я как-то не встречала. И она была совершенно независима, вела свою линию все годы, при всех политических переменах, всегда оставаясь совершенно тем же человеком и мыслителем.
Татьяна Горичева прошла классический путь российской интеллигенции с ее самыми разнообразными духовными поисками. Не случайно, путь Горичевой к христианству начинался с увлечения йогой. Ольга Седакова замечает, что Горичева и потом ни от чего не отказывалась, пытаясь построить "более широкую модель христианского самочувствия", куда можно было включать и Хайдеггера, и Ницше, и какие-то восточные темы.
Юродство как форма святости
Для философа, феминистки Аллы Митрофановой Татьяна Горичева – человек, который в разные периоды истории была "на передней линии процесса".
– Это и диссидентское движение, и философская переинтерпретация смыслов в семидесятые годы. Она была лидером интеллектуального движения, дружила и объединяла города. И, конечно, внесла особый вклад в феминистское диссидентское движение. Она хорошо видела, что женские практики, инстинкты, интересы забываются. Неравенство в XIX веке давало перекос в одну сторону, радикальное равенство ХХ века тоже имеет мизогинный эффект: специфическое знание, свойственное женскому опыту, подходы к жизни, даже другие научные логики – все это вытесняется. И бытовые нужды тоже, но её это меньше касалось – её мобилизованный образ жизни в поисках не предполагал быт, семью, детей. Она была абсолютно бесстрашная. Странница в миру. У неё не было такого предела – удержать комфорт, потерять комфорт. Она героически путешествовала по женским монастырям, очень много ходила пешком. У меня тогда возник образ странницы, с умной молитвой преодолевающей любые человеческие невзгоды.
В то же время Горичева для Митрофановой – буйная и властная фигура: "пророчица, бомж, профессорка" в одном лице.
– Не удивителен ее разлад с западными феминистками. На Западе тогда был совсем другой феминизм: индивидуалистический или либеральный. А Горичева совсем не либеральная фигура. И она, конечно, могла пугать своей интеллектуальной яростью.
О нестандартности фигуры Татьяна Горичевой вспоминает и Ольга Седакова.
– В Париже я как-то шла по одной из центральных улиц и вижу, навстречу мне идёт какая-то дама в старом-старом халате – я таких халатов давно не видела – и в шлёпанцах. Подойдя ближе, я увидела, что это Таня Горичева идёт. Ни капли не смущаясь. Так – вышла погулять. Она мне сказала: "Ну, я по-домашнему, потому что я тут рядом живу". Для нее христианский герой нашего времени – это юродивый. Она много раз писала о юродстве как форме святости. И в ней самой это было, хотя не в такой форме, как описывают традиционных русских юродивых. Но она могла очень далеко отступать от общепринятых правил.
В последние десятилетия своей жизни Татьяна Горичева стала известна выступлениями в защиту животных и критикой современной цивилизации за самоубийственное потребление ресурсов и уничтожение природы. Ольгу Седакову очень привлекает подход Горичевой, говорившей не об изменении технологий, не о зелёной энергетике, а о перемене "внутреннего отношения человека и человеческого коллектива к собственной жизни во Вселенной и рядом с животными". Седакова, впрочем, признается, что не представляет, как эти перемены осуществить, но задачу, сформулированную Горичевой, считает грандиозной.
Разделяет эти взгляды на природу и поэт Инна Кулишова, которая познакомилась с Горичевой заочно. Инна жалеет и кормит всех встречных бродячих собак, по ее словам, ее совершенно поглотило их страдание. Незадолго до войны она прокомментировала чей-то пост с иконой Франциска Ассизского, который проповедует птицам – в том духе, что это животные должны проповедовать людям, а не наоборот. С этого комментария началась их переписка с Горичевой.
– Это единственный человек в мире, с котором всерьёз можно было поговорить о том, что другие отодвигают на второй план. Я называла ее Танчиком. Она понимала то, что не понимает никто, даже те, кто кормит, как я, уличных животных. Она горячий человек была, в ее имени "горе" вместе с "горячностью". Для нее существование животного мира – большая тайна, чем существование человека. С ней можно было говорить об экзистенциальной сущности животных. Для чего они созданы – чтобы мы их ели? Но когда сталкиваешься с индивидуальностью каждого животного, то понимаешь – тут что-то не то.
По словам Инны Кулишовой, Татьяна Горичева переживала, что не может кормить в Париже голубей, поскольку это запрещено.
– Мы просто вспыхнули навстречу друг другу. Она умела думать. Могла в горячности сказать, что литература безнравственна. Я ей говорю: "Нет, литература разная". И она сразу начинает думать, а не стоять на своем. Мы с ней говорили, что гуманизация человечества идёт, но слишком медленно, чтобы в будущем выжили все виды животных. Прямо хочется взять за грудки то пространство, где ее нет, и продолжать разговор.
Иеромонаху Дмитирию (Першину) о Татьяне Горичевой большее 30 лет назад рассказал диакон Андрей Кураев.
– Через него я узнал, что есть такой философ и богослов, который смотрит на природу через призму Евангелия и видит в мироздании сферу ответственности человека, который, к сожалению, эту ответственность нести отказывается и, вместо того, чтобы заботиться, издевается и глумится над тем, что ему даровано Богом. Отношение человека к миру должно быть не потребительское. Адам же был замыслен царём мироздания не в смысле властителя, а в том смысле, что через него всё творение было призвано приобщиться к божественной благодати. В экологическом движении есть библейское измерение – это её огромный вклад в православную мысль, – считает Димитрий (Першин).
По его словам, Татьяна Горичева проделала колоссальный труд, проанализировав жития святых, жизнеописания первых монахов, более поздние тексты и показав, что заботливое, доброе отношение к природе действительно характерно для христианства.
– По мысли Татьяны Михайловны, в отличие от человека, животные Бога не предавали. Поэтому она и говорит о святых животных: на них нет вины. Это главная интуиция её философской мысли – что человек устроил когда-то вселенскую катастрофу, отпав от Бога, и ее последствия легли на всё, особенно на живое творение. И человек призван к тому, чтобы это исправить. Я думаю, идеи Горичевой имеют огромное значение не только для русской и европейской, но, может быть, даже планетарной мысли. У нас было внутреннее взаимоприсутствие, для меня ее уход – большая трагедия. С другой стороны, она пришла туда, куда всю жизнь стремилась, к Богу, сотворившему мироздание.
Татьяну Горичеву отпоют в Троице-Измайловском соборе, погребение пройдет на Петергофском кладбище.
