"Я с этим мириться не собираюсь". Почему депутат зашил себе рот

Бывший член "Единой России" и депутат Сергей Караваев, который больше года отсидел в СИЗО по двум уголовным делам, устроил перформанс в здании парламента Ленобласти. В знак протеста он "зашил" рот и принес в Законодательное собрание плакат "Парламент не место для дискуссий". Караваев рассказал корреспонденту редакции Север.Реалии, почему он вышел из партии власти, как сам работал в милиции, а потом стал обвиняемым по уголовным делам и оказался в СИЗО.

Сергей Караваев – депутат Законодательного собрания Ленинградской области. В 2019 году против Караваева и его отца Сергея Караваева возбудили уголовное дело о мошенничестве. Следователи обвиняли их в том, что они незаконно купили в Ленобласти землю за 15% от кадастровой стоимости. До покупки компания Караваева-старшего арендовала участок у местной администрации. СК оценивает ущерб в 50 млн рублей. Затем против депутата Караваева возбудили второе уголовное дело о самоуправстве, однако после четырех лет следствия это дело прекратили. Караваевы были арестованы, но позже их выпустили из СИЗО. По делу о покупке земли суд отправил дело на доследование.

В декабре 2020 года Сергей Караваев пришел на заседание Закса с "зашитым" ртом и плакатом.

– Депутаты уже давно превратились в статистов, которые утверждают всё, что предоставляет исполнительная власть, – говорит Караваев. – Фразу "Парламент не место для дискуссий" не я придумал. Это в свое время сказал Борис Грызлов. Но для чего тогда это место, если не для дискуссий? Парламентарии должны обсуждать. Я должен говорить за свой район, мои коллеги – за свой. И мы должны вместе находить какую-то золотую середину. Где эта функция парламентаризма? Где эта публичная политика? Я пришел с зашитым ртом – это был символ того, что наши рты зашиты.

– Вы действительно зашили себе рот? На фотографии не очень это понятно.

– Я считаю, что заниматься членовредительством – это вредно не только для себя, но и для своих детей, и для общества. Поэтому зашитый рот я просто нарисовал. Ну, что я, например, детям скажу, что я рот зашил? Это же не совсем правильно. Даже журналистка, которая себя сожгла в знак протеста (нижегородская журналистка Ирина Славина, которая совершила самоубийство после обыска СК. – СР). Она себя сожгла, а какой результат-то был? К следователю, который проводил обыск, поступило заявление. Он отказался возбуждать уголовное дело, не нашел признаков доведения до самоубийства... У меня был обыск. Я знаю, как это происходит. Просто берут и ломают квартиру. Я говорил, зачем вы квартиру-то ломаете? Им просто надо было задержать. Так им приятнее. Они же не проводят обыск. Они ломают квартиру, разбрасывают вещи.

–​ Какая реакция была у ваших коллег-депутатов, когда вы появились с плакатом в таком виде? Поддержал ли кто-то вас публично или, может быть, в кулуарах?

– Подумали, что я реально зашил себе рот. Реакция была не замечать очевидного. Все происходило так, как будто ничего не происходит. Спикер парламента Сергей Бебенин смотрел на меня с президиума, как будто ничего не произошло. Отсутствие реакции – это просто страх коллег. Поддержки нет, конечно, никакой. Но это не потому, что люди плохие. Просто настолько законодательная власть и депутаты загнаны под плинтус, настолько все запуганы, настолько хотят, чтобы не высовывались. Кого-то арестовали? Позиция среднестатистического депутата: да неважно, я лучше в сторонке посижу.

–​ Последние восемь лет вы состояли в "Единой России", но после выхода из СИЗО отказались от членства в партии. Почему?

– Когда я в партию вступал, я был моложе и считал, что могу что-то менять и буду более эффективно что-то менять к лучшему, находясь в партии власти, грубо говоря, находясь внутри системы. Понимаете, есть партия власти. У нас в парламенте из 50 депутатов 40 – это "Единая Россия". Для принятия решения нужно 25 голосов. Все, что происходит, – это делается от "Единой России". Окончательное решение я для себя принял в спецблоке ФКУ СИЗО №1. Я не понимал, за что я сижу в тюрьме.

– Сокамерники интересовались вашей деятельностью? Как реагировали на то, что вы депутат от "Единой России"?

– Конечно, спрашивали. В СИЗО я сидел с бывшими сотрудниками правоохранительных органов. И все понимали, что я политический заключенный. Это понимали и надзиратели. Все понимали, что я сижу за политику. Понимаете, в следственных изоляторах сидят либо по 228-й (ст. 228 УК РФ "Незаконные приобретение, хранение, перевозка, изготовление, переработка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов". – СР) по наркотикам, народная статья, либо предприниматели – это статья 159 УК ("Мошенничество"). Это тоже народная статья, потому что у нас любую предпринимательскую деятельность можно подвести под мошенничество. В ИВС во Всеволожске я сидел с начальником автовокзала Северный, которого тоже посадили за мошенничество, а потом отпустили. Он хорошо сказал: "Я когда раньше проезжал мимо старых "Крестов", я думал, что за этой кирпичной стенкой сидят другие люди, там преступники сидят. И не думал, какая у них жизнь. А на самом деле, попав сюда, я понимаю, что здесь тоже есть жизнь. Здесь люди, которых чаще всего ты встретишь на улице. Ну, сидят по тем или иным причинам". Понятно, что говорить, что все невиновные сидят, – это неправильно. Но там сидят обычные люди. Мне шесть раз продлевали меру пресечения, следователи настаивали, что я скроюсь, буду оказывать давление на свидетелей или буду продолжать заниматься преступной деятельностью. Это безумие. Почему я скроюсь? Следователь говорил, что у меня есть заграничный паспорт. В первое же заседание адвокат принес мой просроченный заграничный паспорт. Пожалуйста, заберите его, если в этом проблема. Судья Октябрьского суда написала, что хоть у паспорта и истек срок действия, Караваев скроется через республики, с которыми у РФ нет визового режима.

– В "Крестах" вы объявляли голодовку и жаловались на условия содержания. В чем заключались плохие условия в СИЗО или таким способом вы пытались привлечь внимание к своему делу?

– Это была пытка, но пытка осуществляется в рамках закона. Когда я только приехал в "Кресты", меня поместили в СУС – строгие условия содержания. Там меня спрашивали, сколько ходок, я говорю: "Парни, ни одной, я как бы депутат". Они говорят: "Тебя не просто так сюда посадили, потому что здесь бродяги, смотряги, ранее судимые". Когда нас с отцом арестовали, я изначально понимал, что попал не в санаторий, но сначала думал, что так и должно быть: нет ни горячей воды, ни телевизора, ни холодильника, одиночная камера. Только через пять месяцев я понял, что это была специальная такая пытка. На второй месяц ко мне пришел уполномоченный по правам человека Ленобласти Сергей Шабанов. Замначальника ФСИН пообещал перевести в обычную камеру, но ничего не произошло. Спустя несколько месяцев я спросил у Шабанова, почему меня не переводят в обычный блок. Он ответил, что на следующий день после встречи ему позвонил руководитель следственного изолятора и сказал, что по просьбе Следственного комитета Караваев должен содержаться в спецблоке. Я стал обращаться с жалобами, и после первой жалобы ко мне пришли с режима и сказали, что ты переезжаешь в "Кресты". Я думал, что закончился спецблок, пытка закончилась. Когда я перешел на "крест", началась вторая пытка – "колеса", когда ты две недели в одной камере сидишь, потом к тебе приходят и ты переезжаешь в другую камеру.

– Почему это для вас было пыткой?

– В чем пытка? Понятно, что хрен редьки не слаще, но ты все равно привыкаешь к камере, какой-то быт налажен, общение с сокамерникам, бац – и новая камера! Когда я объявил голодовку, то попал в надзорную камеру, там вообще жуть: окно с разбитой рамой, уже сентябрь был, холодно, одеяло в крови, двери в туалет нет, зеркала нет, а зеркало в камере – это хороший элемент жизни человеческой. Тогда меня вызвал замначальника "Крестов" и сказал: "Сергей Сергеевич, ну что же вы бунтуете?" Я ответил: "А что же вы пытаете?", а он в ответ: "Любое заключение – это само по себе пытка". Последние три месяца я сидел в камере с замначальника ФСИН России генерал-лейтенантом Бариновым (бывший замдиректора ФСИН по Санкт-Петербургу Николай Баринов, осужденный на 3,5 года. –​ СР). После голодовки у нас и телевизор, и холодильник появились.

Мы смотрели в камере репортажи про дело "Сети". С питерскими фигурантами этого дела я ездил по этапу в одной машине на продление меры пресечения. Каждый этап – это, кстати, особое испытание. Это не просто выходишь и тебя повезли. Там и машины-то, эти автозаки, сами по себе уже пытка. Подъем в 5 утра, тебя выводят из камеры в собачник – пересыльные камеры, – и ты сидишь на узкой скамеечке на две досочки по 8 часов, пока тебя этапом не заберут.

Так вот, во время этапа я общался с фигурантами дела "Сети". Поверьте мне, я не знаю, виновны они или не виновны, но на террористов они не похожи. Пензенский обвиняемый по этому делу говорит, что его пытали эфэсбэшники. Я тогда Баринова спросил: "Вы все-таки были замначальника ФСИН России, по тюрьмам ездили, как такое возможно? Каким образом в камеру может зайти сотрудник ФСБ и пытать? Это же сколько человек должно быть в это посвящено?" Баринов сказал, что не понимает тоже, каким образом в СИЗО могли этого пензенского парня пытать. Понятно, что могли пытать, когда его задержали, но чтобы в СИЗО прямо пытать... Но может, в пензенском СИЗО все по-другому устроено.

–​ Вас с отцом обвиняют в мошенничестве. Ваш отец якобы сговорился с вами, когда вы были депутатом в Мурино, и вы выкупили земельный участок стоимостью более 63 млн рублей почти за 9,5 млн рублей.

– Следствие пять раз пыталось предъявить обвинение, и пять раз оно возвращалось на доследование. Последний возврат суд сформулировал тем, что в обвинительном заключении написано, что Караваевы совершили мошенничество, но не написано, кого они обманули и каким способом. За два месяца до того, как нас посадили, были общественные слушания по изменению Генплана Мурино. За изменением Генплана стоит наш муринский олигарх, девелопер Березин (бизнесмен Андрей Березин, состояние на 2019 год оценивали в 11,9 млрд рублей. –​ СР). По Генплану территорию в Мурино хотели застроить многоэтажками. Я говорил, что Генплан грабительский и его нельзя принимать, я писал обращение, и все застопорилось. Через два месяца ко мне пришли следователи с сотрудниками ФСБ и сказали, что сделка по покупке земли в Мурино, которая была шесть лет назад, – это преступление.

–​ Речь идет о покупке компанией вашего отца участка земли, который фирма сначала арендовала…

– Да, статья 36 Земельного кодекса предполагает, что собственник здания имеет преимущественное право на выкуп арендованного земельного участка по цене, устанавливаемой правительствами субъектов Российской Федерации. Сделка была совершена в 2014 году. Я-то какое отношение имею к этой фирме? Эта фирма на 40% принадлежит отцу, на 60% – Медведеву. (Михаил –​ генеральный директор строительной компании ЦДС, на 2019 год его состояние оценивали в 17,3 млрд рублей. – СР). Генеральные директора – люди Медведева, меня отец попросил сдать документы в Росреестр по доверенности, которую мне выписал гендиректор. Документы абсолютно законные, которые выдала муниципальная архитектура.

–​ Тогда почему дело возбудили?

– Совпадение нескольких сторон: финансовых, административных, служебных. А преступление, которое пытаются вменить, – это коммерческая сделка предприятия.

–​ Несколько лет вы работали оперуполномоченным в отделе полиции в Ленинградской области. Когда вы там работали, людей незаконно не задерживали, не пытали или вы просто не хотели этого замечать?

– Пытки всегда были есть и будут. Но, понимаете, одно дело – когда это творят отдельные сотрудники, а другое – когда это становится системой. В работе всякое было. Но, понимаете, избивать и пытать – это разные категории. Работая в милиции, я это прекрасно понимал. Избить – это подзатыльник дать, а пытки – это все остальное, за исключением рукоприкладства. Я как бы всегда этим не занимался. Мне говорили, что я добрый, а мне противно это всё. Я понял, что мне не по пути с милицией, с правоохранительными органами. Отец на этапе мне говорил: "А что мы будем доказывать в суде и кому? Это организованная преступная группа, состоящая из следователя, прокурора и судьи, у которых задача не разобраться, а содержать в тюрьме! У прокурора – не надзирать, а подыграть следователю, а у судьи – соответствовать системе". Раньше всё это не было во всех этих органах так системно, сейчас это всё прикрывается якобы интересами государства. Мне пять раз не могут обвинение сформулировать. Ну скажите, что ошиблись, накажите следователя. Ведь понимают, что нет никакого преступления. Нет. Им важна честь мундира. Следователь говорил мне: "Что вы упираетесь?! Подпишите, что имели в 2011 году преступный умысел, не предпринимательский. Подпишите это! А то в суде оправдательных приговоров 0,2%. Хотите сыграть? Сыграйте!" Когда я работал в милиции, у меня была мысль, что мы не можем посадить тех, кто совершили преступление, а уж невиновного человека как посадить? Но сейчас изменилось время. Сейчас вольность полная у правоохранителей, которые в связке работают и с прокуратурой, и с определенными судьями. И я это все на себе испытал.

–​ Получается, что депутату, еще недавно члену правящей партии, нужно посидеть в СИЗО, чтобы понять, что происходит в этой системе и вообще в стране?

–​ Кто-то сказал, что любому интеллигентному человеку необходимо посидеть в тюрьме, чтобы правильные приоритеты появились. Не только члену "Единой России", просто русскому человеку, интеллигентному, думающему. Тюрьма ему получается явно не во вред, а на пользу. Там идет переоценка ценностей. Я не говорю, что это обязательно. Но если ты посидел, ты понимаешь, что это лишним в жизни не было. Точно так же, как в армии прослужить. И моим коллегам, которые молчали, когда я проводил акцию с зашитым ртом, это было бы полезно. У меня и у моих некоторых сокамерников в СИЗО сложилось мнение, что любому следователю, прокурору и судье во время обучения в вузе нужно проходить такую практику – сажать в следственный изолятор и чтобы они не знали, когда эта практика закончится.