Российский эколог, основатель калининградской организации "Экозащита!" Владимир Сливяк стал одним из четырех лауреатов шведской премии Right Livelihood Award ("За правильный образ жизни"), которую также называют альтернативной Нобелевской премией. Церемония награждения пройдёт в Стокгольме 1 декабря. В этом году рассматривалось рекордное количество номинантов – 206 человек из 89 стран. Призовой фонд, который разделят лауреаты, составляет три миллиона шведских крон (около 350 тысяч долларов).
Экологическая организация "Экозащита!" была образована в Калининграде более 30 лет назад. В 2012 году её признали иностранным агентом, сопредседателю Александре Королёвой из-за нескольких уголовных дел пришлось просить политического убежища в Германии.
Сегодня на организацию-иноагента выписаны многочисленные штрафы. Корреспондент Север.Реалии поговорил с Владимиром Сливяком о том, чем сейчас занимается "Экозащита!" и каковы перспективы всех НКО России.
– Как проходил отбор заявок на премию Right Livelihood Award?
– Меня выдвинули на эту премию много лет назад. У больших премий частая практика, что проходит какое-то количество лет, пока человека изучат, его деятельность. Следят за работой, собирают информацию. Я уже и не помню, если честно, кто меня номинировал. Это, конечно же, для меня неожиданностью было. Мне в середине сентября сообщили об этом. Но до этого момента просили никому не говорить.
– Что для вас значит эта премия?
Эта премия – это новые ресурсы, новые возможности, то, к чему любая активистская организация стремится
– Статуэтку на видном месте в офисе поставим. С денежным вознаграждением всё просто. Деньги можно тратить только на свою деятельность. Нельзя на них купить дом или спортивную машину. Это строго на финансирование проектов, которые идут, или на те, которые хочется начать. Но денежная сторона даже не так важна. Это возможность привлечь внимание к тому, что мы делаем. Сто процентов активистов по всему миру всегда ищут возможность привлечь к себе внимание, мы тут не исключение. Когда на таком уровне говорится о нас, это большой плюс, это привлечение сторонников, это привлечение новых ресурсов для работы. Крупные доноры узнают о нас, кто раньше не знал, и это открывает новые возможности привлечения средств на новые экологические проекты. И политически это важное заявление, потому что мы привлекаем, например, внимание к негативным последствиям использования угля. Наша организация носит правозащитный характер и прежде всего направлена на интересы российских граждан. Мы в конечном итоге выступаем против угля и атомных станций не потому, что нам их внешний вид не нравится, а потому, что некоторые эти компании загрязняют окружающую среду. То есть эта премия – это новые ресурсы, новые возможности, то, к чему любая активистская организация стремится.
– И выход на мировой уровень...
– Наша деятельность довольно давно вышла на международный уровень. Например, мы плотно работали в Южной Африке с местными активистами, где нам удалось остановить проект строительства там российских атомных электростанций. У нас и раньше была большая сеть международных контактов. Только сейчас наши позиции значительно улучшатся. У организации вырастает статус. Приз вручается мне, как руководителю организации, но ничего из перечисленного в моей биографии на сайте премии я не смог бы сделать один. Это всё заслуга организации, этот приз – он не мне лично, а всей организации, всем людям, которые нам помогали на протяжении трёх десятков лет. Приятно, что мы стали первой экологической организацией в России, которой вручают эту премию.
– Вы стояли у истоков организации. Как она зарождалась?
– Это был ещё Советский Союз, перестроечное время, конец 80-х. Мы отсчитываем создание организации с 1989 года. Мы вместе с друзьями-студентами решили заняться вопросами окружающей среды. Это решение было принято, потому что мы видели большое количество экологических проблем, которые вредили людям вокруг. С другой стороны, видели полное безразличие властей к происходящему. Вначале занимались такими вопросами, как сохранение зелёных насаждений в Калининграде. Потом мы уже занялись вопросами энергетики, в середине 90-х стали расширяться. Появился офис в Москве, потом несколько на Урале. Сейчас мы довольно много работаем на Кузбассе, потому что всё, что связано с углём в России, и самые большие проблемы от угля – это Кузбасс.
Мы активно работаем в разных регионах России. Нет такого, что мы где-то закрепились и всё. Если мы приняли решение заниматься какой-то проблематикой в регионе, где мы не работаем, значит, выдвигаемся в этот регион и начинаем искать людей, которые хотели бы с нами сотрудничать. Мы начинаем заниматься какой-то экологической проблемой, если по каким-то причинам она уходит из поля зрения других экологических организаций или до неё попросту не доходят руки. Так, например, мы единственные в России занимаемся проблемой угля, кроме нас нет никого вообще, а мы считаем, что эта одна из самых больших проблем в стране – самое вредное и грязное для климата топливо, от него надо отказываться. Также мы боремся с ввозом отходов из других стран в Россию. Из последнего – остановили ввоз радиоактивных отходов с уранового предприятия из Германии вместе с Гринписом.
– Как скоро стало понятно, что "Экозащита!" – неудобная для властей организация?
Мы же правозащитная организация, мы не занимаемся зарабатыванием денег
– То, что мы неудобная организация, стало понятно сразу же. С начала 90-х уже точно, но это было другое время. По разным причинам тогда власти не могли что-то плохое сделать подобным организациям. Серьёзные проблемы уже при позднем Путине начались, с 2012 года, когда приняли закон об иностранных агентах. Вначале всё было спокойно, потому что в первой версии этого закона нельзя было насильно никого признать иноагентом. Самостоятельно, естественно, этого никто не хотел делать, потому что никто себя не считал иностранными агентами. А в середине 2014 года начали насильно вносить в реестр. Мы были первой экологической организацией в России, которая попала в этот реестр. С тех пор мы много и долго судились, у нас около 30 судебных дел было, больше 20 штрафов с тех пор. В 2019 году из-за того, что мы не могли выплачивать штрафы, возбудили несколько уголовных дел против моей коллеги Александры Королёвой из калининградской "Экозащиты!". Она после этого была вынуждена просить политического убежища в Германии, чтобы не сесть в тюрьму. Где мы возьмём деньги? Мы же правозащитная организация, мы не занимаемся зарабатыванием денег. Можно сколько угодно хотеть забрать у нас денег, но у нас их нет. У нас заблокирован счёт. Соответственно, если деньги появятся на этом счету, то они будут списаны в пользу долгов.
– Но вот сейчас, благодаря премии, появятся…
– И что вы хотите, чтобы я вам на это ответил? (Смеётся.)
– Сейчас у вас большой штат?
– В разных проектах трудится порядка десяти человек. В том числе Александра Королёва, дистанционно из Германии. На самом деле довольно сложно находить новых компетентных сотрудников, тем более при таком давлении власти. Общественная работа – это для чрезвычайно увлечённых своим делом людей, которые готовы жертвовать. Ни в одной общественной организации нет очереди из компетентных людей, которые мечтают там работать. Так не бывает. Но если уже остаются, то, с большой долей вероятности, проблемы вроде статуса иностранного агента их не пугают. У них есть вопросы более важные, чем претензии правительства.
– Почему защита экологии стала считаться политической деятельностью, причем деятельностью протестной?
В тебе распознают того, кто критикует власть, ну, значит ты враг, с тобой нужно жёстко обращаться
– Власть не хочет, чтобы в России было активное гражданское общество, которое будет что-то от нее требовать, дело вот в чём, а какие организации – для них особой разницы нет. В тебе распознают того, кто критикует власть, ну, значит ты враг, с тобой нужно жёстко обращаться. При этом в законе прописано: организации, которые занимаются охраной окружающей среды, не могут быть внесены в реестр иностранных агентов. Но это совершенно не помешало внести туда "Экозащиту!", и когда наш адвокат в суде ссылался на закон, судья это просто игнорировала.
Экологическая деятельность у нас в стране является и деятельностью политической. Потому что, как известно, иностранный агент – это сочетание двух факторов: иностранные деньги и политическая деятельность. А в толкование политической деятельности запихали всё подряд, вплоть до сбора подписей. В итоге у нас кто только не стал иностранным агентом: и те, кто бездомным детям помогает, и те, кто помогает больным СПИДом и защищает права инвалидов. В России за 30 лет после Советского Союза никаких устойчивых, независимых структур, которые могли бы обеспечивать финансирование общественной деятельности, так и не возникло. Есть президентские гранты, но приличные деньги – это редкость, да и вообще хорошо, если один процент из ста их получит. И есть фонды различных олигархов, это фонды помощи детям, как правило.
Давайте поговорим с рядовыми людьми на улице, все скажут: и права человека нарушаются, и с окружающей средой всё плохо
Но общественная деятельность гораздо шире: охрана окружающей среды, права человека и другие очень важные направления. Давайте поговорим с рядовыми людьми на улице, все скажут, что и права человека нарушаются и что с окружающей средой всё плохо. Но тем не менее, никаких независимых структур, которые занимались бы финансированием этих направлений, просто нет. В итоге организациям некуда деваться, они начинают искать деньги по всему миру.
– Так скоро все общественные организации в России будут признаны иностранными агентами?
– Да, кто-то где-то может договориться и стать исключением, но в основном, конечно, если нет никакого блата и сотрудничества с властями, то прямой путь в иностранные агенты. Я уверен, что при наличии возможности получать деньги из России все бы воспользовались этой возможностью.
– Вас поддерживают простые люди или верят, что организация-иноагент вредит интересам России?
– Для обычного человека нет дела, кого там назвали иностранным агентом. Когда мы боремся со строительством атомной станции в Калининградской области, проводим семинары, печатаем об этом статьи, естественно, люди нас поддерживают, потому что никому в России не надо объяснять, что атомная станция – это опасно. Или ведём мониторинг состояния национального парка "Куршская коса". Естественно, нас поддерживают, потому что все её любят, все заинтересованы в её сохранности.
– Как вы оцените экологическое сознание общества – мы готовы к сортировке отходов, контролю за углеродным следом продуктов, зеленой энергетике?
У нас власть считает гражданское общество своим врагом и действует на уничтожение
– За последние 30 лет о проблемах окружающей среды население стало гораздо информированней, и большое количество людей считают экологические вопросы приоритетными. Но это с одной стороны. Можно попросить людей сортировать отходы. Но не будет такого, что все рассортировали – и наступило светлое будущее. Мы-то можем сортировать отходы, но для того, чтобы это имело смысл, нужна огромная инфраструктура. Эту инфраструктуру без политической воли построить нельзя. Должен быть бизнес, должны быть власти, которые берут ноги в руки и идут строить мощности для обработки и сортировки мусора. И мне очень жаль тех энтузиастов, которые искренне считают, что смогут фундаментально что-то изменить. Сразу это ни в одной стране не получалось.
Нет такого, что у нас дремучие, несознательные граждане. Нужны совместные усилия гражданского общества и властей. Это вопрос правильно выстроенной пропаганды. Создать эту систему без поддержки властей нельзя. Активисты что-то могут, но если власти не поддерживают не просто словами, а делом, это работать не будет. Вы видите такие усилия власти? Я, например, нет. У нас власть считает гражданское общество своим врагом и действует на уничтожение. И пока не изменится ситуация, к сожалению, никаких сдвигов не будет.
