Год после начала полномасштабного вторжения в Украину 39-летняя Катерина Новикова оставалась в Пскове. Она работала в городской библиотеке, жила в ведомственном общежитии, воспитывала одна двух детей и была членом территориальной избирательной комиссии города Пскова с правом решающего голоса. От других "бюджетников" Катерину отличает разве что богатая история обысков и задержаний. Псковские силовики буквально выдавили ее за границу в начале 2023 года.
Включая видеосвязь, Катерина показывает свою нынешнюю квартиру – три просторные комнаты с белыми стенами: "Здесь Егор, тут Варя, тут мы с Ильей". С двумя детьми – сыном-восьмиклассником и пятиклассницей-дочкой – и своим другом Катерина Новикова попала в Германию по гуманитарной визе. Квартиру и языковые курсы ей оплачивает правительство. Плюс пособие на жизнь – в общей сложности получается почти в четыре раза больше, чем Катя зарабатывала в Пскове, в городской библиотеке.
Катерина Новикова – участница всех протестных акций в Пскове, тренер по наблюдению на выборах, член территориальной избирательной комиссии с правом решающего голоса. Она родилась в райцентре Новосокольники в Псковской области, в 2002 году переехала в Псков. Училась в областном колледже искусств и в пединституте. Вышла замуж, родила двоих детей, развелась. Работала сначала в театре, потом в библиотеках. Своей квартиры в Пскове у нее не было – они с детьми жили в комнате в ведомственном общежитии.
– Я эмигрировала только потому, что я знала, что я еду на пособия, потому что с моей зарплатой библиотекаря и с невозможностью работать на удаленке я бы не выжила, – говорит Новикова. – Мне народ предлагал, говорили, что "Ковчег" помогает релоцироваться, и они месяц готовы поддержать. Я говорю: "О’кей, я релоцируюсь, но, во-первых, я не одна, а с двумя детьми, и после месяца что я дальше делать буду?" Вряд ли я нужна в грузинской библиотеке или в турецкой. Поэтому вопрос и стоял, что я еду, только если у меня будет минимальная денежная поддержка, с которой будем выживать. А оказалось, что и не минимальная – мое пособие тут больше, чем моя зарплата там.
"Мы все-таки выйдем"
Принять решение об эмиграции ей в итоге помогла псковская полиция.
– 24 февраля 2022 года, когда мы утром проснулись и прочитали в новостях, что началась война, я пошла на работу. На работе я читала фейсбук, мой знакомый написал, что не знает, что делать, я подумала и решила, что мы все-таки выйдем. В три часа дня мы собрались и все вышли в пикет. Нас не задержали. Нас задержали вечером, – Катерина рассказывает про псковских политактивистов и журналистов, которые тогда еще были в городе. – Потом нас задержали еще разочек, потом я выходила еще в пару одиночных пикетов, где меня задерживали. Потом 5 марта произошло задержание и уложение мордой в пол "Псковской губернии" и псковского "Яблока" (поводом был донос некой жительницы Пскова, которую якобы призывали на антивоенные акции от имени газеты. – СР). 6-го утром меня вывезли из дома и задержали на три часа, и я опоздала на работу. 18 марта у нас был обыск по десяти адресам (по уголовному делу о клевете на псковского губернатора. – СР). Потом у меня случилась истерика из-за псковской журналистки Светланы Прокопьевой, мы с ней встречались в воскресенье, а во вторник я читаю новости – она перешла границу, я рыдала на работе. Меня это подкосило.
К апрелю 2022 года из некогда большой активистской тусовки в Пскове осталось всего пара-тройка человек, в основном "яблочники" во главе со Львом Шлосбергом.
– Было немного проще от того, что после первого обыска мы суды проходили, мы пытались доказывать, мы пытались что-то возвращать [из забранного при обыске], пытались что-то делать. Не было надежды, но была вот эта история борьбы – мы должны дойти, доделать, даже если ничего не вернут, – вспоминает Катя. – Летом мы ждали отпуска, хотели от всего отдохнуть. И летом первый раз в жизни я умудрилась в отпуск съездить и пару городов Золотого кольца посмотреть. А потом, когда мы вернулись, началась предвыборная кампания. У "Яблока" снимали всех кандидатов, одного за другим, в общем, нервная была история. Получается, что август и сентябрь мы были все в выборах. Я в ТИКе еще была. 19 сентября подвели итоги выборов, и через две недели, 5 октября, опять пришли с обыском. И вот тут меня накрыло.
В этот день волна обысков у наблюдателей движения "Голос" прошла по всей России.
Постановление об обыске, которое предъявили Новиковой, было выдано судом города Иваново, а поводом стало уголовное дело по повторной дискредитации российской армии "в отношении Гусева М. А.". В телеграм-канале он, по версии следствия, оставил запись, "содержащую негативную оценку Вооруженных сил Российской федерации, одновременно приписывая им совершение насильственных действий в отношении мирных жителей Украины".
Почему по ивановскому уголовному делу обыск надо проводить в Пскове, судебное постановление не поясняет.
– Я читала бумажки, и вот тут меня начало колотить. Пришло осознание, что к тебе прийти могут в любой момент, вообще в любой момент, и им повод не нужен, – говорит Новикова. – У меня в этот же день было открытие выставки в библиотеке. То есть с утра обыск, а вечером я пошла открывать выставку и улыбаться людям. Было плохо. Я не спала ночами, я просыпалась от любого шороха в общаге. В туалет сосед пошел пописать, а я дергаюсь, кто-то пошел курить, а я думаю, что ко мне идут. Я закрывала входную дверь на ночь, хотя до этого никогда ключом не закрывалась. Ощущение, что сейчас ко мне придут и меня вынесут опять, – это очень тяжело. А тебе утром нужно идти на работу и улыбаться людям, потому что ты работаешь с людьми. Тебе нельзя говорить: "Ребята, мне плохо, у меня депрессия, я тут полежу". Двое детей, которых нужно кормить, в школу ходить, какие-то проблемы решать.
Поэтому, когда позвонили друзья и сказали "давай попробуем подать документы", Катерина наконец согласилась.
– К концу года я была рада, что крыша все-таки меня не совсем покинула. Слава богу, руки, ноги на месте, я была на свободе. Я не отмечала день рождения, который у меня в декабре, потому что не было сил, и вообще я видеть никого не хотела. Праздник на Новый год – тоже не очень. Посидели, разошлись, пошли спать. Апатия была полнейшая и еще неизвестность с этими документами, пока я решала проблемы с нашим папочкой, – рассказывает Новикова.
С отцом своих детей она в разводе с 2018 года, с сыном и дочкой он не общается, и разрешение на выезд далось с трудом. О своих планах Катерина не распространялась. До последнего дня ходила на допросы и опросы в полицию. В библиотеке просто сказала, что увольняется, и честно отработала две недели. Не говорила даже семье – у Кати есть две сестры и мама.
– Когда они узнали, что я уехала, мама и младшая сестра позвонили старшей: "А что же ты не рассказала, что у нас Катя, как предатель родины, уехала, с "иностранным агентом" сбежала?" – смеется Новикова.
Иностранный агент – это Илья Пигалкин, региональный координатор движения "Голос" в Иваново. Они познакомились в 2021 году, а в 22-м Илья как раз гостил у Кати, когда 18 марта к ней пришли с обыском. У него тогда тоже забрали телефон, за компанию.
Что интересно, на момент отъезда Илья "иноагентом" уже не был:0 он сумел через суд снять с себя этот статус в мае 2022-го, доказав отсутствие иностранного финансирования. С тех пор закон поменяли, искать переводы из-за границы Минюсту больше не нужно.
"Это же наши, а наших надо поддерживать"
Атмосфера в городской библиотеке после начала "СВО" (так российские власти и СМИ называют войну в Украине. – СР) была гнетущая – если ты не z-патриот.
– После моих выходов в одиночные пикеты и задержаний ко мне пришли и прямым текстом сказали, что я должна уволиться, – вспоминает Катерина. – Я сказала, что делать это не буду. Начали давить сверху, из городского комитета по культуре звонили нашей Большаковой, это директор Централизованной библиотечной системы, она звонила уже моему директору, а моя директриса мне. Я сказала: "Попробуйте увольте", и они, в принципе, через месяц от меня отстали. У меня с моей директрисой потом отношения остались нормальные, но месяц она со мной не разговаривала. Она поддерживает действующую власть. Так человек вроде нормальный, но вот есть нюансы.
– А вы говорили с коллегами про войну?
– Самое печальное, что мы как раз накануне войны с ними разговаривали… Как раз Россия признала "ДНР и "ЛНР" (21 февраля 2022 года. – СР). Я была полностью уверена, что вот все, это предел, куда еще больше? То есть Крым оттяпали, и все, на этом остановимся. А директриса меня в то время уже уверяла, что будет продолжение. Она говорила, что надо возвращать наши территории, "это же наши, а наших надо поддерживать". Дальше началась эйфория, когда стали массово вводить санкции после начала войны. Когда стали уходить предприятия: вот клево, здорово, наконец-то наших детей не будет травить "Макдональдс", наконец-то наши дети не будут смотреть Голливуд. "Наше детство было такое прекрасное, и мы выжили без этого всего", – говорили вокруг.
Ну и какое эмоциональное состояние, когда целый день я в читальном зале сижу, а вокруг меня постоянно ходят, вот это рассказывают: как здорово, что мы бомбим Киев, и как все врут про Бучу, что наши вывозят все эти стиральные машинки, "этого не может быть, это все наговаривают, это все пропаганда". Да, это все было. Но такой "оптимизм" был недолго – февраль, март, апрель, наверное. А к маю, июню народ стал уставать и переключаться на бытовушечку. Уже меньше это обсуждалось, уже больше про дачу, про цветочки, про огород, про отпуск, а вот это все ушло. Но первые пару месяцев прямо эйфория везде была, все обсуждали, большинство. Кто не одобрял, тот отмалчивался. То есть, если человек молчит, ты уже понимал, что он практически на твоей стороне.
– А как восприняли мобилизацию?
– С мобилизацией у меня есть отдельный прикол среди моих знакомых. Это две молодые девушки с двумя молодыми мужьями, они младше меня на несколько лет. Когда началась война, и у меня были первые обыски, они говорили: "А что она хотела? У нас давно в России одна партия. Чего это она вылазит и выступает?" Но когда появилась угроза, что придут повестки их мужьям, они мне стали звонить и спрашивать: "Что делать?!" Слава богу, ни у одной, ни у второй муж никуда не ушел, но факт остается фактом.
Но опять же примеры есть среди моих знакомых, кто ушел вполне себе добровольно. Это молодые люди, кто не умеет ничего делать, и они вполне были довольны. На момент моего отъезда с папой одного из них я общалась: "Как там сын?" – "Нормально. Зарплату получает, все прекрасно, он доволен, он себя хорошо чувствует". Он был не на передовой тогда, в феврале. Я говорю: "Но ты же понимаешь, что если его все-таки убьют…" Он сказал: "Ну, убьют – значит, убьют. Он же сам выбрал". Так что есть случаи, когда люди с удовольствием ушли. Не знаю, живы ли.
"Зажрались вы в своих Европах"
1 марта 2023 года Илья Пигалкин и Катерина Новикова с детьми и четырьмя чемоданами на четверых перешли пешком границу в Эстонии, добрались до Таллина и улетели в Нюрнберг, где Германия предоставила им убежище. Там их уже ждало общежитие – небольшая квартира-студия с собственной ванной и мини-кухней, "которой у меня не было в моей общаге", говорит Катерина. Каждому выдали набор необходимых вещей. На поездку семья потратила все сбережения.
Уже после переезда Новиковы узнали, что Егор победил в региональном туре Всероссийской олимпиады по немецкому языку. Варя тоже в школе учила немецкий – это помогло в адаптации. Сначала брата и сестру приняли в интеграционные классы, но учебная программа для псковских отличников оказалась слишком легкой (хотя и на немецком), и Катя постаралась поскорее перевести их в обычные немецкие школы. Ребятам организовали экзамен по немецкому, и в сентябре Егор и Варя пошли уже в гимназии. "По ощущениям – тянут, не напрягаясь", – говорит Катя.
Пять дней в неделю Катерина с Ильей ходят учить немецкий, в январе у них экзамен на B1. "Закончим курсы и будем решать, что делать дальше", – говорит Новикова. Сейчас они оба не работают, но продолжают по мере возможности заниматься активизмом в России. "Эту выборную кампанию я точно также консультировала по наблюдению, только удаленно, – поясняет Катя. – Все три дня мы просидели на телефоне. Я помогала распределять наблюдателей, консультировала их, что писать, как отвечать, то есть всю ту же самую работу, которую я могла делать в Пскове, я делала здесь".
Объективно говоря, от эмиграции Новикова только выиграла – в плане и условий жизни, и банальной безопасности, и будущего для детей. Но "все равно тяжело же", замечает Катерина.
– Когда я начинаю жаловаться, что мне тяжело, мне подруга говорит: "Зажрались вы в своих Европах". Понимаешь, здесь даже дело не в том, что "эмигрантская тоска", просто дома у тебя за столько лет привычные маршруты, привычные дела, ты знаешь, в каком магазине что купить, куда сходить, куда позвонить, с кем встретиться можно, что сделать. Тебе не нужно напрягать мозг. А тут все с нуля: как оплатить счета, где получить какую-то помощь, как обратиться в больницу на чужом языке – здесь это все вызывает панику каждый раз. Поэтому тяжело, правда. И хочется домой, потому что скучаешь не столько по березкам и гречке, которая вполне себе в каждом супермаркете, а чтобы мозг отключить, чтобы не думать, чтобы оказаться в уютной обстановке. Ну, и конечно, люди. У тебя там уже связи наработанные, друзья, ты понимаешь, что вот с этим разговаривать можно, с этим нельзя. А тут все по новой. И друзей заводить уже тяжко, мне же не 16.
– Вы вернетесь в Россию?
– Не знаю, понятно, что 2024 год ничего не изменит. Я думаю, что-то может поменяться в ближайшие 5–7 лет, и это при хорошем раскладе. Боюсь, что, может быть, и больше надо. Поэтому, я очень хотела бы вернуться, но пока не понимаю как. За эти 5–7 лет явно же жизнь наладится уже здесь. Глупо не жить, а сидеть 5–7 лет и ждать. Ты все равно здесь настроишь какую-то жизнь, и возвращаться… ну, на что? Только если вернуться на старости лет в свою библиотеку и вести вечера немецкой литературы. В любом случае, ребята пусть уже заканчивают обучение здесь, а дальше пусть решают сами. И вряд ли, я думаю, все побегут, роняя тапки, в Россию.
– Получается, релокантам, которых выдавили из страны, через несколько лет Россия будет уже просто не нужна?
– Ну, в принципе, да. Я даже больше скажу: это не только наших релокантов касается, это, к сожалению, и трагедия той же Украины. Я общаюсь здесь с украинскими беженцами, и вижу, что все, кто моложе 30–40, собираются оставаться. Нет повально вот этого "мы хотим вернуться". Да, я видела пример, когда две состоявшиеся украинки, юристки, у которых там была своя карьера, вернулись в Одессу под бомбежки – они не смогли здесь вписаться, не захотели, грубо говоря, идти в магазин работать, потому что амбиции другие. А те, кто приехал не с таких хорошо оплачиваемых должностей, вполне себе будут устраиваться здесь.
