Александру из Петербурга 24 года, его мобилизовали в октябре 2022-го. Сейчас он в двухнедельном отпуске, но вскоре снова уедет в зону боевых действий. В начале российского вторжения в Украину он не рвался на фронт. Но теперь поддерживает действия Кремля и готов воевать дальше. Корреспондент Север.Реалии попыталась понять почему.
До сентября 2022 года Александр (он попросил не называть его фамилию. – СР) работал в "Водоканале" слесарем. В военном билете у него стояла категория "А" (годен к службе, абсолютно здоров).
– 24 сентября в 10 утра мне домой повестку принесли. Папа звал меня на дачу, но я не поехал, потому что у друга был день рождения. Меня вызвали в военкомат к часу дня 25-го. Я пришёл, у меня спросили про здоровье, есть ли у меня причины для отказа от мобилизации, мол, дети или жена беременная. Я честно ответил, что нет, – говорит Александр.
26 сентября он уже был в воинской части в Приветнинском – в Выборгском районе Ленинградской области, в 70 километрах от Петербурга.
Военная специальность у Александра – повар. После Приветнинского его перевели в воинскую часть, которая находится в Луге. Там, по его словам, "водителей учили водить, а поваров – готовить". Мобилизованным выдали бронежилеты, каски, погоны и автоматы 1983 года выпуска. Остальное пришлось докупать самостоятельно.
20 октября 2022 года он уже оказался под Луганском. Первый месяц жили в лесу в палатках, "ничего интересного", только готовка и ночные дежурства, вспоминает Александр. Затем, до мая, их перебросили в район примерно в 55 километрах от зоны боевых действий, там они занимались досмотрами машин. Сослуживцы – "мобики" из Республики Коми, Архангельской и Мурманской областей. Александр оказался самым молодым в подразделении.
– Мой батальон всё это время нёс комендантскую службу. Мы стояли на куске трассы в 200 километрах и досматривали машины на КПП. Я как повар не готовил, получал продукты со склада, распределял их и развозил по постам, – рассказывает Александр.
С наступлением холодов стали жить в деревнях в Луганской области, по его словам, они заняли заброшенные дома украинцев, которые бежали от войны. Александр говорит, что там их часто называли оккупантами.
– Большинство оставшихся – пожилые люди, вся молодежь уехала. В деревне, где я живу, до начала "СВО" проживало около тысячи человек, а сейчас 210. Народу мало. На улицах пусто. Уехали кто куда. Большинство в Польшу. Кто-то ещё в Россию или в Киев, – объясняет Александр.
В мае "мобиков" отправили под Бахмут, к середине месяца в части уже были погибшие. Александра после возвращения из отпуска, в последнюю неделю мая, также хотят отправить в зону активных боев.
– Мысли бежать всегда есть. Хочется, конечно, домой. Я и на фронт-то не хотел, но раз прислали повестку, то пошел, куда ж деваться... Но если сбежишь, а тебя поймают, то садиться в тюрьму на восемь лет или больше я тоже не хочу. Так вроде ты герой, защищаешь свою страну, а иначе ты дезертир и гнида, – рассуждает он.
"Тебе хорошего отпуска, а я сына еду хоронить"
В Петербурге Александра больше всего пугает "непривычная тишина".
– Ближайшее расстояние падения снаряда было километра три от меня. Но и тогда я испугался. Как ребята сражаются на передовой – я вообще не представляю, – говорит он. – В первую неделю был необъятный страх, везде взрывы, летают вертолёты, самолёты. Всего боишься. Боишься ночью покурить, ведь кто-нибудь может увидеть и застрелить, потому что ты выделяешь свою позицию, когда в темноте светишь фонариком.
В Луганской области Украины, по его словам, много госпиталей. И с передовой часто везут военных с осколочными ранениями.
– Прилетает снаряд, падает дерево, человека просто придавливает и у него ломается позвоночник. Много везут с контузиями от оглушения и ударной волны. Однако многие после лечения готовы возвращаться. То, что говорят в новостях про наши потери, – всё преуменьшено. Бывает, за утро по тысяче умирает. А в новостях говорят про 100–200 человек, – уверен Александр.
По его словам, главная проблема часто в том, что раненые просто лежат на земле и их долго не вывозят с передовой. Так, в подразделении Александра у заместителя по воспитательной работе сын три месяца считался пропавшим без вести, нашли его только несколько недель назад.
– Зам уехал вместе со мной в один день. Я ещё не знал, что его сын погиб. Я ему хорошего отпуска пожелал, а он сказал: "Тебе хорошего отпуска, а я сына еду хоронить". Меня тогда накрыло, – вспоминает Александр.
"Все долго очень"
Александр говорит, что на фронте его мировоззрение изменилось: раньше он был нейтрален, не задумывался о политике и боевых действиях, рассуждал: "меня не трогают, я тоже никого не трогаю" и не был рад объявленной в России мобилизации. А теперь он поддерживает войну в Украине и готов вернуться на фронт.
– Я жил в хороших условиях последние месяцы, у меня были интернет, связь... Но всё затягивается из-за политики. Если мы сейчас научимся загонять продукцию, которую раньше закупали в Европе, то станем очень сильной державой, которой и так являемся. Нас и так боялись, а сейчас будут бояться ещё больше.
– А разве надо, чтобы боялись?
– Всегда надо, чтобы боялись. Если ты слабый, то тебя будут всегда принижать.
– Можно быть сильным, но не агрессивным. Разве оно того стоило?
– А разве стоило начинать… как его, Новороссию, терроризировать? Начинать конфликт?
– Из-за чего конфликт?
– Я вообще думаю, что всё это после Крыма началось. И просто Путин долго ждал, мы готовились восемь лет к тому, чтобы помочь и реализовать всё. Просто мне не очень понятны наши действия, когда СВО только начиналась. Мы же почти дошли до Киева. Зачем отступать? Я вот этого не понял. Может, потому что тылы были неприкрыты или ещё что-то.
– Ты бы хотел, чтобы Россия вывела войска и осталась в старых границах, но всё это закончилось?
– Сейчас уже нет. Слишком много полегло ребят. И получается, что умерли они ни за что. По-моему, это неправильно. Если уж борешься, то борись до конца.
Александр ждет, что к концу года его заменят на новых "мобиков" и отпустят домой. А если война в Украине затянется еще больше чем на год, то он считает, что надо "мобилизовать всю страну и задавить количеством". На войне он стал мечтать о покупке квартиры в Петербурге и даже начал на нее копить.
– Я посчитал, что, если ты 24/7 на работе 30 дней в неделю, как мы тут на фронте, то у меня маленькая зарплата – 260 рублей в час, для Петербурга это мало. Ходят слухи, что при демобилизации ещё сертификат выдадут на жилище на полтора миллиона. Я как раз сейчас откладываю деньги на взнос, – говорит он.
"Мне нужен муж живой и рядом"
Другие военные, побывав в Украине, всеми силами теперь пытаются избежать возвращения из отпуска на фронт. Друг Ольги из Красноярского края примерно месяц отказывался возвращаться обратно на войну, в мае он хотел судиться с Минобороны, поскольку его контракт должен был уже закончиться, если бы его не продлили "до окончания специальной военной операции".
– Я ему говорила: "Одумайся! Возвращайся обратно, тебя ищут. Судиться с Минобороны – без вариантов проигрышное дело". В итоге он уехал на войну, – говорит его подруга Ольга.
Многие жены мобилизованных готовы прятать мужей, чтобы они не вернулись обратно. "Нравоучения оставьте для других. Мне нужен муж живой и рядом, на остальное всё равно", – пишут они в группах для жен участников "специальной военной операции".
Наталья Гатаулина из города Серова Свердловской области считает, что из-за таких вот беглецов ее мужу в конце апреля сдвинули отпуск на "неопределённый срок".
– Из тех, кто уехал в отпуск (30 человек), вернулось четверо. Из-за этого отпуска остальным сдвигаются на неопределённый срок, до того момента, пока не вернутся те, кто не приехал, – возмущается она. – Почему из-за них должны страдать остальные? Командование и правительство ждут, когда они сами себя травмировать начнут или друг друга ради того, чтобы поехать домой?
Почему мобилизованные поддерживают войну?
– Пока человек не находится в военной ситуации, то есть он никого не пытается убить и его никто не пытается убить, войну он наблюдает по телевизору, то у него есть возможность смотреть на события более-менее непредвзято. Понимать, что Россия напала или, если он сторонник другой точки зрения, что это якобы "Украина готовила нападение". В такой картине мире остается какая-то рассудочность, нет исключительно эмоционального, – говорит психолог Ян Якубов. – Но в тот момент, когда в него кто-то стреляет или убивают его сослуживцев, случается переход на уровень рефлексов: если тебя бьют, беги либо бей в ответ. В такой ситуации тяжело относиться хорошо или нейтрально к противнику, даже если до этого человек войну вообще не поддерживал и его на неё загнали.
Бывает, что российские военнослужащие, даже пережив плен, хотят вернуться на войну в Украине. Так, Север.Реалии рассказывал про 43-летнего Виктора Масягина из Ленобласти – участника Второй чеченской войны, войны в Грузии, а также наемника вооружённых конфликтов в Украине с 2014 года. В 2022 году Масягин попал в плен, ему повезло вернуться по обмену, но спустя несколько месяцев на "гражданке" он снова хочет отправиться воевать и ждет звонка "обратно ехать".
– Когда человек попадает в экстремальную ситуацию, то у него постоянно генерируется адреналин. И к этому уровню адреналина наступает привыкание. И никакая другая деятельность конкурировать с этим уровнем адреналина не может, – объясняет психолог Елизавета Ключикова. – Более того, на войне складывается определённая система отношений. Во-первых, они более простые, а во-вторых – более яркие и искренние. То есть если ты с человеком под одним обстрелом сидел, то возникает совершенно понятный уровень близости – и это тоже очень высокая планка, из-за которой другие отношения после возращения на гражданку выглядят какими-то искусственными, скучными и сложными. И на этом контрасте хочется вернуться туда, где вот этот ураган, всё очень просто и всё очень искренне.
Впрочем, психолог напоминает и про то, что часто не надо искать сложных психологических объяснения готовности отправиться на войну. Многих туда толкает просто желание заработать деньги.
– Человек на передовую может идти, просто потому, что знает – на выплаченные за его службу, ранение или смерть деньги семья дом купит, ипотеку погасит и т.д. А если еще и удалось прижиться там, где не надо рисковать, – в штабе, например, – то тем более, – добавляет Якубов.
