Анна Степанова – известная в Архангельске и области активистка, она выступала против строительства мусорного полигона на станции Шиес, проект которого закрыли после массовых протестов. Степанова не поддерживает российское вторжение в Украину, о чем публично рассказывает на своей странице в соцсетях. В студии, где она работала, Стапанова обнаружила прослушку, оставленную сотрудниками местного УФСБ, после чего вместе с семьей уехала из России. В интервью корреспонденту Север.Реалии она рассказала о вымирающих северных поселках и как 19-летних парней из глубинки заманивают на фронт, обещая деньги, которые им никогла дома не заработать.
– Органы УФСБ установили прослушку в студии груминга, где я работаю. Мы пришли на работу и увидели клеевой пистолет, который оставили сотрудники. Пистолетом прикрепляли прослушку. Это были не "жучки", а прослушивающие устройства типа маленьких микрофонов. Мы сразу уехали в Москву, встретиться и поговорить с адвокатом. Нам сказали, что нас подготавливают к статье, скорее всего, это экстремизм. (В 2021 году Фонд борьбы с коррупцией опубликовал материалы дела о признании ФБК экстремистской организацией. В числе материалов была копия предостережения, адресованная Степановой от прокуратуры. В ней было требование, чтобы она не проводила публичных мероприятий: акций или митингов. – СР). Юристы сказали уезжать из России. Я спросила: когда уезжать, мне ответили: "Вчера". И я уехала вместе с мужем, двумя детьми, собакой и кошкой. Они отнеслись лояльно, за что я им благодарна. Думаю, что они за несколько лет протеста уже понимали, что возможен переезд из страны.
– Как долго вы в протесте?
– Я участвовала в протесте против строительства мусорного полигона на станции Шиес в Архангельской области, а до этого занималась региональными проблемами, в том числе поселка муниципального образования Савинский. У нас закрывали Савинский цементный завод – наше градообразующее предприятие. (Завод, на котором трудилось 600 человек, принадлежал бизнесмену и владельцу АО "Евроцемент груп" Филарету Гальчеву. Предприятие впервые полностью остановило работу в 2009 году. В 2014 году сотрудникам предложили уволиться по собственному желанию. – СР). Руководитель завода сказал, что будет реорганизация. Но завод разграбили, никого к ответственности не привлекли. Потом у нас закрыли хирургическое отделение, терапию, закрыли роддом, потом полностью передали в Плесецк, потом закрыли полностью крыло здания, где находилась больница. У нас даже скорая не работает. Когда у меня дочка руку сломала, скорая не работала. (Зимой 2018 года жители Савинского протестовали против реформы здравоохранения, из-за которой они остались без медицинской помощи. Подробнее читайте здесь. – СР).
– Вы сталкивались с давлением властей во время протестов против строительства мусорного полигона на станции Шиес?
– На самом Шиесе все было в порядке. Жители республики Коми и Архангельской области встали против, потому что поняли, что беда на их территории находится. Конечно, у тех, кто участвовали в протестах активно, было очень много проблем с местными органами самоуправления и с властью. У меня за это время органы опеки пытались забрать детей, обстреляли машину, проводили обыски. Я уж не знаю, сколько раз точно сотрудники у меня дома искали литературу экстремистского содержания, опека проверяла холодильник по заявлению несуществующих женщин, что якобы я детей оставляю в опасности. Из Архангельска приезжала кинологическая служба в зоогостиницу якобы из-за ненадлежащего обращения с животными. Все эти заявления разваливались в тот момент, когда люди видели, как живут дети, как живут собаки в гостинице. Когда я писала заявление в ответ на клевету, этих людей не находили. В октябре 2020 года у меня сгорела зоогостиница, животных спасти удалось, а здание нет. Был ли это поджог или нет – я не знаю, документов с причинами пожара у меня нет.
– В те моменты вам не было страшно? Может, стоило прекратить протестовать?
– Было много угроз в соцсетях, писали, что и сожгут (гостиницу), и отравят животных, и чтобы я остерегалась. Я периодически боялась, конечно. Мне кажется, страх – это нормальное человеческое чувство, не боятся только мертвые. Но я понимала, что права.
– В 2020 году вы участвовали в местных выборах от КПРФ. Почему в итоге вас сняли?
– Местный руководитель партии КПРФ меня пригласил участвовать в выборах на уровне местного самоуправления в поселке Савицкий. Я согласилась. Подали документы, распечатывали брошюрки, ездили на встречи с людьми. Перед выборами к нам приехала Надежда Виноградова, член фракции КПРФ, которая избиралась по области (Виноградова – действующий депутат Архангельского областного собрания от КПРФ. – СР). Я знала, что эта тварь голосовала за строительство полигона на станции Шиес, то есть она собственными руками хотела убить регион. Я по этому поводу пришла и сказала руководителю партии. На что он мне сказал, что если я задам этот вопрос на встрече с Виноградовой, то меня снимут с выборов. Для меня было неважно, какая партия представляет интересы. Мне, в принципе, всегда было важно, чтобы люди между собой, вне зависимости от партийной принадлежности, общались по-человечески, без вранья. Мы с мужем пришли на эту встречу с Виноградовой и задали вопросы. Когда мы вышли со встречи, мне позвонили, сказали, что меня сняли с выборов. Оспаривать было бесполезно – все произошло за несколько дней до голосования.
– До отъезда из России вы жили в Савинском, а работали в городе Мирный. Как изменилась жизнь в этих местах после 24 февраля?
– В Савинском осталось 6,5 тысячи человек. Все там друг друга знают, молодежи почти нет. А те, кто там есть, помещаются в две школы, одну из которых сейчас хотят закрыть. Поселок угасает и практически умер. В Мирном как раз наоборот: все празднуют, с 24 февраля там стали проводить концерты и активно поддерживать российскую армию. Все военные выходили на Центральную площадь с женами, с детьми, с георгиевскими ленточками, с флагами России и парады устраивали. У нас ездила военная техника, хотя у нас космический город. Все кричали, хлопали в ладоши, радовались, что мы едем из России убивать украинцев на их территорию, спасать от кого-то. Все, кому я задавала так или иначе какие-то вопросы, мне говорили, что я американская проститутка, проплаченная Госдепом. Ответы на свои вопросы я не услышала, но если я против так называемой спецоперации, то значит, меня проплатили американцы. В целом сравнивать жизнь в Савинском и Мирном невозможно. Мирный – закрытый, военный город, куда въезд только по пропускам. Когда въезжаешь в Мирный, ощущение, что попадаешь в такой центр "Москва-Сити". Город Мирный не относится к Плесецкому району, в котором находится территориально. Город закрытый, финансирование идет не из местного бюджета, поэтому там есть ледовый дворец, аквапарк, стадион, строятся дома для военных, ставятся огромные торговые центры, везде асфальт, площадь, на которой стоит огромный экран и постоянно показывают, как летают ракеты и как все охеренно. Ощущение, что прям 146% поддерживают войну (в начале марта в Мирном прошел концерт в поддержку военных действий России на Украине, местные власти регулярно отчитываются в соцсетях о том, что собирают гуманитарную помощь жителям юго-востока Украины. – СР).
– Прям все-все в Мирном поддерживают войну?
– Большинство жителей – да, поддерживают. Но есть и другие, которых я лично знаю и общаюсь с ними. Когда я их спрашиваю: если вас отправят на войну, то что вы будете делать? Они отвечают, что напишут рапорт на увольнение. Есть люди, которые понимают, что в стране происходит какой-то ****ц (ужас. – СР). Они не готовы быть пушечным мясом. От некоторых я слышала, что если бы впереди стоял Путин, его семья, Шойгу с семьей, то тогда бы и я пошел. А сейчас получается, что власть отправляет убивать внуков тех дедов, которые с нашими дедами в одном окопе сидели, а сами сидят в бункере или за границей попивают холодненькое вино.
– За последнее время у людей сильно изменилось мышление?
– Да. Я встречалась с теми, кто в 2018 году был против пенсионной реформы, но теперь яро поддерживает все происходящее. Они говорят, что внутри – это внутри, а Путин – великий стратег именно по освобождению земель. Оказывается, он возвращает земли, которые когда-то нам принадлежали. Людей абсолютно устраивает то, что Киевская Русь – это Россия. Их устраивает, что мы сейчас спасаем Мариуполь и Бучу, что мы не убили ни одного мирного жителя и это делает все ВСУ: сами всех убивают, сжигая все города. Люди не верят в то, что мы фашисты. Почему так? Потому что мы расчеловечились за 20 с лишним лет. Если в двухкомнатной квартире три телевизора с постоянным Первым каналом и ютубом с Соловьевым, то я думаю, что там уже нет мозга. Я смотрю просто на это все со стороны, как будто бы я живу в Зазеркалье. Люди говорят, что это же президент, и у него должен быть дворец. Я думаю, ну какой может быть дворец у президента, сколько их у него должно быть? Он же не царь. А сейчас мы еще чужую страну завоевываем... Сначала отобрали Крым, теперь заберем Украину, и все. У нас Путин великий стратег, маг и освободитель.
– Что должно случиться, чтобы в стране произошли перемены?
– Я выехала из страны всего лишь в Грузию, я никогда до этого не была за границей. Но в Тбилиси я сутки наклоняла голову только потому, что боялась. Смотрю, а везде висят украинские флаги, люди открыто говорят, что они против войны. А мне было просто страшно. Я только в тот момент поняла, что за 20 с лишним лет нас так сильно подавили страхом, что мы боимся открыть рот. Для того, чтобы от этого избавиться, должен пройти не один год, на это уйдут долгие годы. Даже если сейчас уйдет Путин, то в принципе сразу ничего не изменится, потому что власть держат силовики. Путин исполняет по идее волю народа. То есть, посмотрите, какая сильная у него поддержка в убийстве мирных жителей. Им же надо разочароваться в этом человеке для того, чтобы понять, что они убивают. То есть одни убивают, другие поощряют, но это те же самые убийцы. Люди не видят разницы и не могут понять, что одно от другого происходит. У нас из поселка 19–20-летние ребята уезжают воевать на Украину только потому, что в поселке нормальные деньги заработать негде. А тут им предлагают 300 тысяч за месяц, и они говорят: мы не можем дома такие деньги заработать, мы пойдем убьем кого-нибудь, пожалуй, и нам дадут за это 300 тысяч. (Средняя зарплата в Мирном в районе 50 тысяч рублей в месяц, местный военкомат предлагал 190 тысяч рублей в месяц за участие в военных действиях на Украине. – СР). Они не понимают, что их загнали в такие условия, что в поселке негде работать, даже если у тебя есть руки-ноги-голова, ты не заработаешь 300 тысяч в месяц. И так везде. В России все поселки вымерли, и они никому не нужны.
Что должно произойти, чтобы это изменилось? Как минимум должно измениться сознание людей. Но оно не может измениться кардинально за одну секунду и просто так. Честно говоря, я не верю, что мои дети смогут увидеть это в скором будущем. Конечно, эти изменения будут, но когда они будут? Я ждала их много лет, пока была в протесте. Но я увидела только боль, горе, разочарование. Если моя помощь потребуется, когда сменится власть в России, то, конечно, я вернусь. Но я не хочу приехать и сесть в тюрьму.
