После начала войны с Украиной, и особенно после того, как стало известно о пытках, изнасилованиях и убийствах в Буче и других украинских городах, оставленных российской армией, все чаще говорят об отмене или обнулении великой русской культуры. Одни считают, что события последнего месяца перечеркивают и обесценивают ее достижения, другие – что эти достижения самоценны и не могут зависеть от поведения народа в тот или иной отрезок времени.
Украинский писатель Ян Валетов пишет на своей страничке в фейсбуке "о неизбежной смерти нынешней русской культуры. О великом обнулении русской литературы, кино, живописи и балета. О трагедии, которая происходит даже с теми российскими деятелями искусств, кто не поддерживал и не поддерживает ни Путина, ни войну. О том, что все российское стало токсичным и исчезает с культурной карты мира на неопределенный срок". Он считает, что в сегодняшней России, как и в Германии 1930–40-х годов, к власти пришел неадекватный правитель, который разрушает "не только будущее, но и прошлое страны". По его мнению, поскольку российские деятели культуры в массе своей не выступили против войны, то "великое обнуление" русской культуры уже состоялось. "Обратной дороги на ближайшие лет 15 я не вижу, а это, как ни крути, целое поколение, которое вырастет в изоляции от мировой культуры, науки, образования", – пишет Ян Валетов.
– Сужу по своей семье – мой дядя, отца которого расстреляли в октябре 1941 года под Мариуполем, до конца дней не покупал ничего немецкого: ни немецких туфель, ни немецких костюмов, ни немецких рубашек, и это в условиях жесточайшего дефицита, – вспоминает Валетов. – Когда я вижу список деятелей культуры, подписавших письмо господину Путину, у меня не возникает вопросов, как относиться к этим деятелям культуры и, наверное, к тому, что они производят. Вот, например, Михалков для меня был когда-то связан с "Обломовым", с "Неоконченной пьесой", с "Рабой любви", а теперь его творчество не представляет для меня никакого интереса. Но, к сожалению, я и Андрона Кончаловского, наверное, смотреть не буду. После того, что мы видим, после того, что мы слышим, после того, что мы чувствуем, нельзя быть ни при чем в стране, которая так себя ведет.
"Вся достоевщина по поводу "слезы ребенка", традиционного российского гуманизма, толстовщины и т. д. выглядит неуместно на фоне рева оголтелой толпы и фюрера, декламирующего псевдоисторические сентенции для оправдания людоедской позиции своей недоимперии", – пишет Ян Валетов. Он настаивает на обнулении современной русской культуры, будучи уверенным, что она не выдержала тест на нравственность. В пример он приводит писателей, которых знает лично.
– Вот ваш земляк Андрей Лазарчук, которого я уважал, с которым у меня были дружеские отношения, – он поддерживает войну, он с 2014 года об этом говорит. Я пытался с ним спорить, но потом перестал. Я не говорю о Лукьяненко, это муж великого ума, тут все понятно, но Лазарчук – автор книг, которые сложно назвать глупыми, написать такой роман, как "Мой старший брат Иешуа" – этого достаточно, чтобы войти в историю литературы. Машков, Безруков, которых мы все очень любили, Табаков, который сломался перед смертью, и когда я сейчас вижу фасад "табакерки", украшенный буквой Z, у меня возникают вопросы.
Вопросы по поводу русской культуры в связи с российской агрессией в Украине возникают у многих. Так, Баварская государственная опера отказалась от сотрудничества с певицей Анной Нетребко, в Миланском университете отменили цикл лекций по Достоевскому – об этом в своем инстаграме сообщил итальянский писатель Паоло Нори, который должен был читать эти лекции. В знак протеста против такого подхода итальянский уличный художник Йорит нарисовал портрет писателя. Валерия Гергиева, известного своей лояльностью по отношению к Путину, уволили с поста главного дирижера Мюнхенского филармонического оркестра. Некоторых знаменитых певцов и музыкантов ставят перед выбором: осудить войну в Украине или лишиться контракта.
– Сейчас вы говорите в основном и о современной культуре и ее носителях, но вы писали также о "достоевщине" и "толстовщине" – а это уже намекает на переоценку всей русской культуры, включая классическую.
– Конечно, в обязательном порядке – всех классических текстов, на которых мы выросли. Яркий пример – Денис Давыдов, герой 1812 года, человек, который впервые применил приемы партизанской борьбы, приводившие французов в ужас. Мы всегда восхищались стихами Давыдова, мы всегда говорили, что он партизан, красавец, а он, на самом деле, убивал спящих, и это было нарушением правил ведения войны того времени. Конечно, какие-то вещи переосмысливаются со временем, в том числе и прекрасная, на мой взгляд, поэзия Дениса Давыдова. Стихи Лермонтова прекрасны, но повести Лермонтова – это повести человека, который участвовал в колониальных войнах. Можно задуматься о повестях Толстого о Кавказской войне – что это? Когда ты находишься внутри процесса, у тебя одно восприятие, а когда ты вдруг оказываешься с другой стороны и это к тебе приходят славные мальчики в красивой форме – это уже совсем по-другому воспринимается.
– Справедливости ради, у Лермонтова есть знаменитые стихи "Валерик" – настоящий приговор войне, бессмысленным убийствам, и у Толстого в "Хаджи Мурате" – сильнейшие строки, звучащие обвинением в адрес этих самых колониальных войн. Но главное – не совершаем ли мы ошибку, когда пытаемся применить моральный кодекс нашего времени к прошлым векам? Ведь тогда завоевание было безусловной доблестью практически для всех народов, и лучшие люди разделяли эти убеждения.
– Вы совершенно правы, но так уж получается, что между Толстым и Хемингуэем мои дети выберут Хемингуэя. Потому что наша общая история убита. У нас было 300 лет совместного проживания, за это время было всякое, но это была общая жизнь: мой дедушка похоронен в Москве, мой дядя похоронен в Петербурге. А я с 2014 года невъездной в Россию, и теперь уже ноги моей не будет там. К литературе нельзя относиться абстрактно, она не существует отдельно от жизни. И сегодня я не хочу смотреть русские фильмы, хотя мы с супругой как раз говорили, что русское кино делает шаг вперед, появилась масса интересных работ – но теперь для меня все это исчезло. Этого нет с 24 февраля. И мои друзья, хотя и менее эмоциональные, чем я, реагируют точно так же. А те, кто на фронте, и у кого дети русскоговорящие, – я думаю, они приложат все усилия, чтобы их дети говорили только на украинском. У нас народ двуязычный, но теперь общая культура зачеркнута. Как бы ни закончилась эта война, Россия ее уже проиграла, и общей культуры у нас больше не будет. Думаю, между нами будет большой забор и ров с крокодилами. И это правильно...
Вот мы говорим – а в это время какая-то тварь насилует десятилетнюю девочку. Можно сколько угодно говорить о Толстом, о Достоевском, но эта тварь имеет российский паспорт. И мне безразлично, откуда он. Вы видели географию посылок всего того, что эти убийцы и насильники намародерили. И я понимаю, что это традиция, это как те две пары часов на руке Кантарии во время установки советского флага на Рейхстаг. Раньше мы стыдливо закрывали глаза на мемуары об изнасилованиях в Восточной Пруссии и говорили – ну, после всего того, что немцы сделали на нашей земле… Но сейчас слово "гвардия" лишилось своего героического флера, который мы рисовали, читая "Василия Тёркина", на самом деле те, кто насиловали немецких девочек и женщин, это все равно были нелюди. Но русская культура об этом молчала. И то, что сейчас происходит в Украине, называют глупостью и фейком. А ведь Буча – это только начало, мы еще не знаем, что происходило в селах под Черниговом. Это ничем не смыть. Это у Булгакова кровь пролилась, и на ее месте выросла виноградная лоза. Тут виноградной лозы не вырастет. Это народ-убийца, поэтому творчество его представителей неинтересно.
Поэт, режиссер, сценарист Вадим Жук, родившийся и большую часть жизни проживший в Петербурге, автор многих гневных и скорбных антивоенных стихов, все же не понимает, как можно обнулить всю русскую культуру.
– Это что, украинцы будут отменять Малевича – родившегося в Киеве поляка? Будут отменять великого танцора Нижинского, который родился в Киеве – и тоже поляк? Как мировой театр отменит Чехова, открывшего совершенно новые пути в драматургии? – недоумевает Жук. – Прежде всего, хотелось бы понять, что такое русская культура, где у нее порт приписки – это место рождения художника, это язык художника? Достоевский сказал в своей "Пушкинской" речи о "всемирной отзывчивости" русской культуры – что это значит? Мировая культура, особенно после наполеоновских войн, открылась русской культуре, которая тогда еще ничего своего не могла предложить, – и русская культура постаралась отдать этот долг, начиная с того же Пушкина, совершенно европейского поэта по своему строю, хотя он никогда в Европе не бывал. Что считать русской культурой? Музыкальный мир давно не может обходиться без Чайковского, без Шостаковича. Достоевский – это открытие для мира, таких психологических глубин нет ни в великой английской, ни во французской, ни в немецкой литературе, так глубоко в человека никто не въезжал.
– Можно много говорить о достоинствах русской литературы, музыки, живописи, но что делать с тем ужасом, который охватывает при виде того, что творится в Украине? Разве великая русская культура чему-то помогла, от чего-то уберегла, что-то предотвратила? Поэтому в разных странах сегодня отменяются лекции по Достоевскому, снимаются портреты Пушкина. Не потому что они плохи, но логика такая – раз вы такое творите, вы нам не нужны вообще! Ни в каком качестве – и это часть так называемой "культуры отмены".
– Порыв ветра очень редко превращается в ураган. И представить, что русская культура будет сметена – это, как говорят наши кремлевские политологи, – им же самим невыгодно. Это просто не может быть, потому что культура – слишком единая вещь, и русская культура XIX и XX века уже так впаяна в мировую культуру… Ну, давайте выкинем Михаила Барышникова, не дадим ему ничего делать – и что? Я понимаю украинцев. Но я не очень рациональный человек, и, ставя себя на их место, я не уверен – получилось ли бы такое у меня. Насколько была Германия отброшена от русской культуры, но уже в 1950-е годы, через 10 лет после 1945 года, переводятся немецкие книжки, в 1960-х годах выходит собрание одного Манна, потом другого Манна, Бёлль становится очень популярным. Понятно, "Майн кампф" не печатают у нас, не показывают талантливые фильмы Рени Рифеншталь, искусство дифференцируется, но не отметается все целиком.
– И с Украиной так же будет?
– Да, и этот порыв пройдет. Если будет дуть благотворный, человеческой, гуманный ветер от русской культуры, если она выживет.
– А разве не встает сегодня вопрос – что может культура, зачем вообще тогда культура, если из века в век повторяются зверства? Ведь у каждого творца хотя бы на донышке теплится иллюзия – я сделаю мир лучше своим стишком, своей песенкой, своей картинкой – и что? Не получается…
– Нет, не у всех теплится, я, даже написав хороший стишок, понимаю, что те, кто его прочитают, лучше от этого не станут. Это штамп, заблуждение, искусство никогда не меняло мир, а мир просто позволяет быть искусству, если он гуманен. Мир меняют законы, принимаемые и соблюдаемые.
– Но ведь законы пишут люди, чье сознание формируется, в частности, и искусством.
– Да, совершенно верно. Но для массовой публики ничего искусством не формируется и не изменяется. Пушкин – не все, и никто тебе не отличит, за редким исключением, Рахманинова от Прокофьева. Хребет миру сломал телевизор, все стало доступно, включая мировое искусство. Это Достоевский читал "Дон Кихота" и смотрел на свою любимую Сикстинскую мадонну и становился лучше, а рабочий, крестьянин и средний интеллигент от этого не меняется. Телевизор в своих интересах насаждает не искусство, а попсу, причем во всем мире, и я не знаю, что с этим делать – можно сказать, что все человечество катится в пропасть... История учит нас, что агрессия Наполеона против разных стран и против России не отменила, а развила французскую культуру, Французская революция подарила нам французскую кухню, а затем язык и искусство. О немцах мы уже поговорили, но и японскую культуру война не отменила – а нам обещают отмену на века. Восприятие культуры идет на разных уровнях. Один из них – это восприятие профессионалов, например, допуск фильмов на фестивали. Вот сейчас блистательный режиссер-аниматор Антон Дьяков сделал чудные фильмы, ленты нашего Константина Бронзита все время в номинациях Оскара, но в этом году ничего такого не получится, людям трудно понять, что там говорят по-русски и показывают что-то из нашей жизни. Отборщики того же Оскара прекрасно понимают, что сейчас такое не канает. Это взгляд на искусство через ситуацию, неосознанная идеологическая цензура. Но так будет не всегда. Особенно если у нас сменится система, в чем я не сомневаюсь, за нами не будут ходить с ножницами и ножами и вырубать все русское. Порыв отторжения от русской культуры сейчас – очень справедливый, очень понятный, но на века этого просто не может быть.
– Лев Толстой – менее всего имперский писатель, – напоминает известный петербургский историк и писатель Яков Гордин. – У меня в свое время была полемика с известным украинским диссидентом Иваном Дзюбой по поводу Кавказа. Он отталкивался от поэмы Шевченко "Кавказ", говорил о вине русского общества в кавказской войне. Известно, что много украинцев, русских подданных в ней участвовали, и Дзюба считал, что это была для них чужая, навязанная война. А я ему показал убедительно, что ничего подобного: украинские офицеры, они же русские дворяне, очень добросовестно воевали. У Толстого в одном из очерков действует украинец, капитан роты, настоящий кавказец, и я спрашивал Дзюбу, что бы ему ответил этот капитан на утверждение, что ему навязали его боевую работу, – думаю, ничего хорошего.
По мнению Гордина, сейчас действует искаженная трагическая реальность, но без родственной русской культуры нереально освоить культуру западную, поэтому действие этой искаженной реальности не может быть вечным. Вспоминая недавнюю "отмену" Марка Твена через снятие его портрета в Российской национальной библиотеке, историк называет подобные случаи пеной, не отражающей глубинные культурные процессы.
