Координатора штаба Навального в Уфе (организация "Штабы Навального" признана экстремистской) Лилию Чанышеву 10 ноября арестовали на два месяца по делу о создании экстремистской организации, 17 ноября Верховный суд Башкирии оставил это решение в силе. Чанышева стала первой арестованной подозреваемой по уголовному делу о создании "экстремистского сообщества", которое расследуют в отношении Навального и его соратников, но далеко не единственной, кто попал в тюрьму из-за работы в штабе оппозиционного политика. В Архангельске экс-координатор штаба Навального Андрей Боровиков уже более полугода отбывает наказание за дело о "распространении порнографии". В апреле суд приговорил его к двум с половиной годам колонии общего режима за публикацию на странице "ВКонтакте" в 2014 году клипа группы Rammstein на песню Pussy.
Андрея Боровикова признали виновным по статье "Распространение порнографии" в апреле 2021 года. Ломоносовский районный суд города Архангельска отправил бывшего активиста на 2 года и 6 месяцев в колонию общего режима. В июле в областном суде Архангельской области состоялось апелляционное заседание, на котором из-за рождения у супруги Андрея ребенка срок ему сократили на 3 месяца.
В сентябре этого года Андрея Боровикова этапировали в ИК-7 Архангельской области. Корреспондент Север.Реалии поговорил с активистом по видеосвязи сервиса "Зонателеком" и узнал о его жизни в колонии, о том, как помогает Алексей Навальный его семье, и о его первом "виртуальном" знакомстве с новорожденным сыном.
– Расскажите об условиях, в которых вы находитесь.
– Это обычная колония, барачная система. Она отличается от СИЗО и тюрьмы. Многие в письмах спрашивают, чем же отличается. Тюрьма – это когда ты постоянно в камере, в четырёх стенах. Здесь же мы находимся, грубо говоря, в таком специальном общежитии, огороженном заборами. Вся колония разграничена на разные локальные участки, с разным доступом для заключённых. Здесь почти все работают либо на швейном производстве, либо на лесообработке. Вот, собственно говоря, так и проводим время.
– А вы чем-то занимаетесь?
– Я на данный момент учусь в ПТУ при колонии на оператора швейного оборудования, чтобы уже в дальнейшем работать в швейном цеху, шить спецодежду.
– Ваша жена писала в сетях, что в период ожидания апелляционного суда в Архангельске вас на несколько месяцев этапировали в Кировское СИЗО, где вы некоторое время жили в подвале.
– Казалось бы, можно это расценивать как какой-то элемент давления на меня, но на самом деле нет, не будем переоценивать мою личность. Дело в том, что это распространённая практика в системе УФСИН, делать такие необоснованные этапы из одного СИЗО в другое. Так как бюджеты нужно осваивать, показывать работу конвоев, поэтому хоть у нас есть и интернет, и видеосвязь заключённых все равно переводят по разным СИЗО.
Меня перевели в камеру, которая находится в подвале, а это здание времён Екатерины Второй
Кировский подвал – это, конечно, отдельная история... Как я там оказался? Там такая практика, что после того, как приговор вступает в законную силу, тебя переводят в так называемую этапную камеру, где ты ждёшь этапирования. Так сложилось, что меня перевели в камеру, которая находится в подвале, а это здание времён Екатерины Второй. Соответственно камера в подвале все ещё помнит Екатерину Вторую. Камера в виде бочки, округлые потолки и стены, окно на уровне земли, полчища огромных тараканов и крысы, которые через это окно приходят в гости в камеру. Влажность огромная, насекомые, комары, мошки, вот я там месяц и провел, почему-то меня долго не этапировали.
– Какие у вас взаимоотношения сейчас с другими заключенными?
– Кто в армии служил, тот может более подробно представить себе устройство барака. Это точь-в-точь, как в армии в казарме. То есть спальное помещение на 60 человек, чаще всего это двухъярусные кровати. А отношения вполне нейтральные, потому что здесь уже, я так понимаю, заключённые опытные, сидят не в первый раз. Мы стараемся друг другу не мешать. Есть определенные негласные законы такого общежития.
– Как люди, с которыми вы находились в СИЗО и колонии, реагируют на ваше уголовное дело? Что чаще всего они говорят о вашем деле?
Если бы закон был действительно действующий, тогда нужно было бы посадить несколько сотен тысяч человек и чисто за этот клип
– В первую очередь, конечно, оно вызывает очень большое удивление. У всех. Не все сразу могут понять, почему и как может так быть, что посадили за клип музыкальный, который везде есть, даже до сих пор на ютьюбе. И посадили только одного человека, хотя то же самое, что и я, сделали несколько сотен тысяч человек. Но после того, как я говорю, что я координатор штаба Навального, конечно, говорят: "А. Ну теперь всё понятно". И все почему-то сразу задают следующий вопрос: "Ну чего, как там Навальный?" – "Ну, – говорю, – как, сидит, так же как и я". Ну да и шутят по этому поводу. Говорят, что если бы закон был действительно действующий в нашей стране, тогда нужно было бы посадить в тюрьму несколько сотен тысяч человек и чисто за этот клип. А колонии эти назвать "колонии имени Рамштайна".
– А какие-то конфликты у вас с другими заключенными были?
– Конфликтов не было, потому что я довольно общительный человек, плюс неплохо физически развит. Поэтому как-то по-доброму общаемся, без конфликтов.
– Какие отношения у вас с администрацией колонии?
– Ну, поначалу они, конечно, ко мне присматривались. Можно даже сказать, что осторожно себя вели со мной, а я естественно с ними, но это продолжалось буквально несколько дней. Потом они начали ко мне относиться точно так же, как и ко всем другим заключенным, что в принципе меня устраивает. Я на самом деле опасался, что они как-то меня будут выделять и относиться с предвзятостью. Но абсолютно так же, как и ко всем, относятся. Вполне нормально.
Мне хотелось бы даже отметить, что довольно-таки вежливо общаются не только со мной сотрудники администрации, а вообще со всеми. Я это говорю не потому, что как-то опасаюсь за себя на фоне всех этих скандалов с пытками в колониях. Нет, здесь такие сухие отношения. "Здравствуйте. До свидания." Всё вежливо.
– Ранее вы говорили, что не хотите эмигрировать из России и готовы к тюрьме. Как вы сейчас относитесь к своему выбору? Хотели бы вы его поменять?
– Я тогда говорил осознанно и сейчас не отказываюсь от своих слов, но я стал злее. У меня появились свои определённые счёты и желание поквитаться. Я также останусь в России. И мы добьёмся того, что Алексей Навальный станет президентом России. А тех, кто был в партии "Единая Россия", многих ждёт тюрьма. Тюремные нары для некоторых из них я уже прогрел. Займут моё место.
– Политик Алексей Навальный поддержал вашу семью, передав часть премии фонда Немцова. На что пошли эти деньги, как вы относитесь к такому жесту?
– Я, конечно же, благодарен Алексею. Он очень сильно поддержал мою семью, потому что как бы там не было, политика, борьба, но есть семья, ребёнок, который только родился. Счета никуда не деваются, и всем нужно что-то кушать. Деньги его пойдут на погашения первостепенных нужд моей семьи. Они уже на это идут, и благодаря этому моя семья какое-то время продержится без нужды, а там уже будет видно.
– Чего вам больше всего сейчас не хватает?
Конечно, хочется взять на руки своего сына, потому что я как отец на удаленке
– Конечно, больше всего мне не хватает семьи, как и всем заключённым, которые меня окружают. Даже те, кто вели не совсем социальный образ жизни, здесь начинают тосковать по семье, а я тем более. Конечно, хочется взять на руки своего сына, потому что я как отец на удаленке. Виртуальный отец. У меня сын вроде бы есть, но я его видел по видеосвязи, но никогда его на руки не брал. Хотелось бы наконец с ним познакомиться, обнять его и жену. Семьи мне не хватает в первую очередь. Вот в чём дело. Ну, а во вторую очередь, конечно, не хватает общественной деятельности, хочется поскорее освободиться и сделать самый мощный митинг в Архангельске, такой, которого не было никогда.
– Вы впервые увидели своего сына по видеосвязи "Зонателеком". Как долго длился звонок, о чем вы подумали в первый момент, когда увидели его?
– Это официальная видеосвязь. Такой специальный таксофон. Пять рублей в минуту. Такой тариф. Звонок длился 15 минут, обычно здесь не дольше идёт звонок. Когда я увидел сына – это смешанные чувства, сложно даже описать, о чём я думал. Наверное, думал о том, что я стал взрослее, у меня уже есть сын! Я ещё недавно не мог об этом даже подумать, что у меня может быть ребенок, а оказывается, что вот уже 33, и я отец. Сложно описать. Это какой-то набор просто чувств, но это очень яркие чувства, которые наталкивают на размышления о смысле бытия.
– Как изменилась жизнь вашей супруги после суда?
– Изменилась чисто в материальном отношении, трудности появились, конечно же. Ну помогает семья, помогают близкие, помогают мои сторонники, поэтому Дарья со всем очень достойно справляется. Нелегко быть женой бунтаря, но жены бунтарей ещё более стойкие, чем сами бунтари. Наши жены – одни из самых стойких людей, которых я вообще встречал, что у Котова, у Егорова, других политзаключенных. Жены очень стойкие, и Дарья не исключение, моя жена со всем справится.
– Что бы вы хотели сказать своим соратникам и единомышленникам?
– Я бы хотел передать в первую очередь, чтобы они ни в коем случае даже не смели бояться. Потому что я в тюрьме только для этого. Моим примером, моей судьбой они пытаются испугать всех: чтобы наши активисты бросили заниматься своей политической деятельностью, попрятались и своим молчанием позволили путинистам продолжать грабить нашу страну и пытать наш народ, как мы видим по скандалам. Продолжайте борьбу, проблем очень много, противодействие еще сильней, но история нас учит, что если двигаться к своей цели, то можно сломать ещё и не такой режим. А путинский режим, если рассматривать в спектре истории, не очень-то сильный и уже трещит по швам, осталось лишь немного надавить. Как в той песне: "Если ты надавишь плечом, и если мы надавим вдвоем, то стены рухнут и свободно мы вздохнем".
